Онлайн книга «Обнаженные мужчины»
|
– Я знаю, – отвечает она. – Несомненно, это самая лучшая картина, какую я когда-либо писала. Вы были самым хорошим натурщиком. – Был ли я Мужчиной с Оптической Иллюзией? – Да. – Ваша дочь сказала, что я – самый ярко выраженный Мужчина с Оптической Иллюзией из всех, кого она видела. Это верно? – Да. Я никогда не видела более законченного Мужчину с Оптической Иллюзией, чем вы. – В чем это проявляется? Чем именно я являюсь почти, но не совсем? – Вы почти уродливы, но не совсем. Вы почти красивы, но не совсем. У вас вокруг талии почти что жировая подушка, но не совсем. Ваши ребра почти выпирают, но не совсем. Вы почти выглядите самым глупо-блаженным человеком в мире, но не совсем. Вы почти выглядите так, словно могли бы совершить самоубийство в любую минуту, – но не совсем. – О, и это все? – спрашиваю я. – Вы язвите? – Нет. А нет ли чего-нибудь, в большей степени раскрывающего мое внутреннее «я»? Менее поверхностного? Более выразительного? – О, вы хотите выразительного. В таком случае я могла бы показать вам список выразительных оптических иллюзий, содержащихся в вас, который я составила. – Она выдвигает ящик и вынимает белый лист бумаги, сложенный вдвое. И протягивает его мне. Бумага исписана от руки, и содержит следующую информацию: Джереми Ацидофилус. Мужчина с Оптической Иллюзией 1. Он говорит немного, но когда говорит, то слишком много. (О, я ужасно оскорблен!) 2. Он выглядит слабым и нездоровым, и все же иногда кажется, что если когда-нибудь наступит конец света, то он переживет нас всех, как таракан. 3. Кажется, что им легко манипулировать, но он также выглядит так, словно может неожиданно заартачиться. 4. У него часто очень бледное лицо, а рот большой и красный, и от этого он бывает похож на вампира, иногда на клоуна, иногда на старомодного чувственного джентльмена, но, как ни удивительно, на гомосексуалиста – никогда. В другие дни рот его выглядит гораздо меньше, более нормального размера, и менее красным, а кожа – менее белой, и гадаешь: показалось ли накануне, что у него большой красный рот, или это было на самом деле. Это конец списка, но, на мой вкус, он слишком уж длинный, и у меня такое ощущение, будто я только что получил четыре пощечины. – Когда вы написали «таракан», возможно, вы имели в виду «личинка»? – спрашиваю я ее не с горечью, а из подлинного любопытства. Моя внешность всегда так живо напоминает мне личинку, что мне интересно: не будет ли для нее откровением, если я упомяну об этом. Она смотрит на меня, слегка удивленная, и отвечает: – Нет, я имела в виду таракана. – Она берет у меня список и возвращает его в ящик. – Вы Ж.О.И.? – осведомляюсь я. – Не знаю, – отвечает она. – Вы думаете, что это так? Я пытаюсь придумать какое-нибудь свойство, которое у нее почти есть, и наконец изрекаю: – Вы почти грубы, но не совсем. – Я не хотела задеть ваши чувства, – говорит художница. – Мне ужасно жаль, если я это сделала. Но порой я так увлекаюсь своим искусством, становлюсь почти злой, и не могу помешать себе сказать или написать вещи, которые, возможно, слишком резки, поскольку я чувствую, что то, что я говорю, – правда. – Увижу ли я вас еще – теперь, когда вы закончили писать меня? – Конечно. Я хочу, чтобы вы встречались с моей подругой Лорой. У нее немного друзей, и я думаю, вы могли бы очень понравиться друг другу. – Не думаю, что я ей так уж понравился. Она не сказала мне почти ни слова, – возражаю я. – Вы ей очень понравились. Она мне об этом сама сказала. – Мне не нравится… то, чем она занимается. – А как насчет вас? Вы занимаетесь чем-то столь пленительным, что это позволяет вам быть критически настроенным и разборчивым? – Я – редактор, проверяющий факты. По крайней мере, это серьезное занятие. Я не знаю, каковы ваши намерения. Вы хотите, чтобы у меня с ней возникли романтические отношения? – Это было бы чудесно. То есть, если она вам нравится. – Мне нравитесь вы. – Я знаю, но ничего не выйдет. Мне нравится брат Лоры, Дэймон. Черт возьми! Я так и знал. – Вы должны понять, – продолжает она, – что уговаривая вас, я оказываю услугу ей. Как бы услуга за услугу. Я помогу ей найти кавалера, а она замолвит за меня словечко перед братом. Вообще-то я не так уж хорошо ее знаю. Я познакомилась с ней случайно, через ее брата. По правде говоря, я нахожу ее совсем заурядной, что может вас удивить – теперь, когда вы видели ее выступление. Правда, у нее есть приятные качества. Она разумна, уравновешенна, постоянна, здорова, спокойна, добродушна, ровна, расслаблена, безмятежна. А ее брат великолепен. Когда я возвращаюсь домой, моя кошка Мину чуть ли не улыбается, глядя на меня прищуренными глазами. Шерсть у нее взъерошена и растрепана. «О, Джереми, милый! Ты сегодня прекрасно выглядишь, – говорит она. – Я так ждала, когда ты вернешься домой!» «Почему?» «Сначала скажи мне: я хорошенькая?» «Да. как обычно». «Ты даже не смотришь на меня». Я смотрю на нее, и она роскошно растягивается на полу. «Ну, как теперь? – спрашивает она. – Я сейчас хорошенькая?» – Она неистово мурлыкает, но я вижу, что она прилагает неимоверные усилия, чтобы не мурлыкать, когда говорит, так как знает, что это меня раздражает. «Да, ты хорошенькая, – отвечаю я. – Так почему же ты ждала, чтобы я пришел домой?» «Потому что думаю, что у меня тити-пити». «Что такое тити-пити?» «О, Джереми, ты тако-о-ой недогадливый!» «Хорошо, я недогадливый. Итак, что такое тити-пити?» «Тити-пити – это течка. Почему же не приходят кавалеры?» «А как же, по-твоему, они могут прийти? Все окна и двери закрыты, и мы живем на четвертом этаже». «Это неважно. Все равно они должны как-то прийти». «Ты хочешь сказать – пройдя сквозь стены?» «Не знаю. Они находят способы». Она много мяукает и, по-видимому, мучается. Мне ее жаль, поэтому я говорю: «Не расстраивайся, больше тебе никогда не при-дется пройти через это, мы тебя прооперируем, и ты до конца жизни будешь себя прекрасно чувствовать». «Ты рехнулся? Я хочу заниматься любовью. И я хочу иметь детей». «Но ты же начнешь писать повсюду». «Обещаю, что не стану». Она все продолжает и продолжает, придя в ужас и негодуя, и я чувствую себя монстром. Она заставляет меня поклясться, что ее никогда не будут оперировать, но я на всякий случай скрещиваю пальцы, чтобы иметь возможность выбора. |