Книга Двуликий любовник, страница 10 – Хуан Марсе

Когда они уже пили кофе и Серафин расхваливал прелести своей кузины, привидение у стойки внезап­но испарилось.

Горбун остался на Рамбле продавать лотерейные билеты, а они вернулись на площадь перед Кафедраль­ным собором. Марес беззаботно играл сарданы, моне­ты исправно падали, но внезапно сарданы оборвались и снова зазвучали романтичные болеро: сперва «Ста­рый Лиссабон», а затем «В дорогу». Полненькая сеньо­ра с голубыми, как у куклы, волосами задумчиво улыб­нулась и бросила к ногам Мареса монету в двадцать ду­ро. Аккордеон волнами ходил на его груди, и Маресу почему-то вспомнилась Ольга, добродушная и щедрая шлюха, которая пригласила поужинать своего горба­того кузена, чтобы он не чувствовал себя таким одино­ким. Прохожих не было, и Марес прислушался к бол­товне Кушота, который, сидя на своем складном стуль­чике, с головой ушел в рисование. Он болтал что-то там о теле любимого человека. Образ тела память хра­нит спустя многие годы: уже почти забыты очертания, но по-прежнему живет мягкое свечение кожи, ее тепло и цвет. И именно его, это самое свечение, он, Кушот, всегда хотел передать и не мог.

Голос Кушота пробудил в Маресе острое воспоми­нание о Норме Валенти, внезапно он выпустил аккор­деон и вне себя от отчаяния впился зубами в кулаки. Взвыв, как собака, он вскочил на ноги, засунул окро­вавленные руки в карманы брюк, сдавил ими яйца и принялся бегать вокруг газетного листа и лежащего на асфальте аккордеона, который, изгибаясь, издал сла­бый стон. Прохожие изумленно останавливались. По­груженный в свое занятие, Кушот почти не обращал на Мареса внимания. Обезумевший Марес ударился ли­цом об угол дома, на скуле выступила кровь. Потом он взял себя в руки и, подобрав аккордеон, сел и стал наигрывать какую-то мелодию. Его лицо было перемазано кровью, люди останавливались и смотрели на него с любопытством, но денег почти никто не подавал. Они решили, что все это было просто комедией.

— Не могу больше, — сказал Марес, повернувшись к Кушоту. — Пойду позвоню ей.

— Совсем спятил.

— Мне бы только услышать ее голос!

— Ты превращаешь свою жизнь в ад, — сказал Ку­шот. — Брось эту дикую идею.

— Другой у меня нет.

— Идиот.

— Услышать, как звучит ее голос, и все, — продол­жал Марес. — Пусть даже по телефону, из этой поганой будки. Что еще остается?

— Этот голос высосет из тебя всю кровь. Ты погиб­нешь.

— Я не умею жить только для себя. Никогда не умел.

— Иди в задницу.

— Немного сострадания, братец.

«Как бесприютна эта любовь, нищая и жалкая, кото­рая бьется в агонии в зловонных телефонных каби­нах, — говорил Марес сам себе, — или покорно бредет за Нормой, укрытая лохмотьями и затянутая черным шарфом, следит за ней издалека, из-за угла, как прока­женный, поджидает в темном подъезде, когда Норма пройдет мимо, чтобы чужим, хриплым голосом обо­звать ее шлюхой, грязной шлюхой... Что еще я могу сделать?»

Он поспешно собрал монеты и бросился бегом вниз по лестнице, спиной к собору, налетая на испу­ганных прохожих и японских туристов. Выбежав на тротуар, он кинулся к телефонной будке и всем телом распахнул дверь. Опустил несколько песет и набрал номер, словно огнем выжженный в его памяти.

Раздались гудки. Он увидел, как там, на краю земли, длинная и тонкая рука, гладкая, словно из алебастра, снимает телефонную трубку.

— Консультация по вопросам перевода. Слушаю вас.

Словно горячее молоко, голос Нормы сладким ядом заструился по его венам. Он улавливал ее нежное дыхание на другом конце провода. Внезапно послы­шались какие-то помехи на линии. Он чуть отстранил трубку, держа ее перед собой, и с вожделением смот­рел на этот холодный предмет, из которого доносился любимый голос.

— Слушаю вас.

Марес прижался лбом к стеклу будки и зарыдал.

11

Норма Валенти сняла трубку.

— Консультация по вопросам перевода. Слушаю.

— Але! Это Главное управление языкового плани­рования?

— Да, слушаю вас.

— Я звоню, знаете ли, за советом. — Голос его звучал мужественно и напористо, говорил он быстро, с силь­ным андалусским акцентом, который намертво вре­зался ему в память за долгие ночи бессонницы.

— Мне сказали, чтобы я обратился к сеньоре Норме Валенти, соци... социо...

— Социолингвисту.

— Точно.

— Я слушаю вас. Назовите ваше имя.

Тишина. Марес кашлянул в трубку, вздохнул и засо­пел. В горле стоял комок. «Просто душа разрывается, — говорил он себе. — А она, наверное, думает, вот, мол, еще один неграмотный робкий чарнего, даже ответить толком не может».

— Простите за беспокойство, — произнес он нако­нец. — Я только хотел кое-что спросить. У меня тут проблемы с переводом, я и говорю себе: «Позвоню-ка в Женералитат».

— Говорите по-каталонски, — перебила его Нор­ма. — По-каталонски, пожалуйста, — добавила она по-испански.

— Я очень плохо говорю, сеньора.

— Тогда по крайней мере постарайтесь говорить без этого акцента, а то я ничего не понимаю. Ваше имя и адрес.

Он кашлянул, и снова повисла тишина.

— Хуан Тена Аморес. Живу в Оспиталете, занима­юсь коммерцией, у меня маленький магазин автозап­частей. В последнее время возникли кое-какие пробле­мы. Вы меня слушаете, сеньора?

— Да, продолжайте.

— Значит, я говорю, дело вот в чем: на витрине мо­его магазина кое-что написано по-испански, так эти поганцы из «Криды» мне без конца заливают стекла из баллончика. И я решил переписать все по-каталонски.

— Отлично... Видите ли, сеньор...

— Тена Аморес, к вашим услугам. Тенаморес.

—... сеньор Тена, поскольку вы хозяин этого магази­на, вам лучше всего связаться с «Асерлус», компанией, которая поддерживает перевод торговых вывесок на каталонский. И свяжитесь с изготовителями вывесок.

— Дельце-то у меня совсем грошовое, сеньора. Вы сама мне можете помочь, если, конечно, будете так любезны... У меня есть вывеска, на которой написано: «Запчасти», и другая: «Выхлопные трубы». С первой я кое-как справился и думаю, с ней все в порядке. А как быть со второй — не знаю, сеньора, хоть убейте. Мо­жет, вы посоветуете, как сказать по-каталонски «выхлопные трубы»? Але! Вы слышите меня, сеньора Норма?

— Да, я записываю. Подождите минутку.

— Не знаю, в чем дело, я слышу ваш голос как будто издалека. Вы меня слышите? Как это пишется по-каталонски, скажите мне, будьте любезны! — Он ясно раз­личал треск печатных машинок. Норма положила трубку на стол, и он расслышал, как она обратилась за подсказкой к кому-то в офисе. «Черт возьми, доро­гая, — послышался мужской голос, говорящий по-ка­талонски, может быть, это был сам Валльс-Верду, — на этот раз ты меня поймала». Норма рассмеялась и взяла трубку: