Онлайн книга «Затерянные в Полынье»
|
О том, где я провел минувшую ночь и с кем, я умолчал. Иначе и тетушка Краб сильно расстроилась бы. Она искренне верила, что Девушка-Ночь приносит несчастье. И с ней можно было согласиться, поскольку все любовники, по ее словам, заканчивали плохо: тонули в болоте, падали с башни или вообще исчезали бесследно. Что ж, местная ночная Клеопатра брала суровую плату за свою любовь: она забирала жизнь. Но вот меня пощадила… В половине десятого за мной зашел доктор Мендлев, и мы отправились к поселковому служителю прессы – Викентию Львовичу Дрынову. В его доме уже собрались все местные спириты. Учитель Клемент Морисович Кох, сидевший в углу комнаты и просматривавший старую газету; булочник Ким Виленович Раструбов, нервно теребивший рыжие усы и подозрительно покосившийся на меня; проповедник Монк с длинной белой бородой, заулыбавшийся при нашем появлении и закивавший головой, словно китайский болванчик; староста Илья Ильич Горемыжный, рассеянно бродивший по помещению; сам хозяин с благородной седой шевелюрой и рыжая ведьмочка Жанна, чудовищно сверкнувшая зелеными глазами в нашу сторону. – Думаю, что Вадима Евгеньевича Свиридова представлять нет надобности – все его уже знают, – произнес Дрынов. – А посему не будем терять времени. Предлагаю начать. – Согласны, – ответил за всех пекарь. Мы расселись вокруг большого круглого стола, покрытого черным бархатом, на котором лежало перевернутое блюдо, а на нем – человеческий череп, смотрящий пустыми глазницами прямо на меня. В углах комнаты горели четыре свечи. Слева от меня сидел поселковый староста, справа – Жанна, выглядевшая на этот раз очень сосредоточенно. Впрочем, у всех здесь были весьма серьезные лица. Установилась полная тишина, лишь изредка доносилось свистящее дыхание пекаря, страдавшего одышкой. Жанна наклонилась ко мне и шепнула: – Если блюдо звякнет один раз, это означает – «Да». Два раза – «Нет». – Начнем! – еще раз повторил Дрынов, строго оглядывая всех собравшихся. Горемыжный громко высморкался, словно давая старт сеансу. Хозяин коснулся бархата кончиками пальцев, и мы все повторили за ним этот жест. – Есть ли кто в этой комнате, кроме нас? Ответь! – замогильным голосом воззвал Дрынов, прикрыв веки. Блюдце под черепом слегка звякнуло, хотя до него никто не дотрагивался. – Присутствует… – шепотом выдохнул Горемыжный. Я заметил, что на лбу у него выступили бисеринки пота. Монк теребил тонкими пальцами длинную бороду, а учитель Кох напряженно впился взглядом в череп. Нога Жанны соприкоснулась с моей, но смотрела ведьмочка также в центр стола. – Кто ты? – продолжил Дрынов. – Дух человека или служитель Сатаны? Ответь. Блюдце звякнуло несколько раз, потом еще и еще. Дрынов достал приготовленную бумагу и карандаш и начал считать. Каждое позвякивание означало порядковый номер буквы алфавита. В результате подсчетов обозначилась такая фраза: «Меня звали Борисом. Я был убит в Полынье в конце позапрошлого века». – Твой убийца понес наказание? Блюдце звякнуло два раза. – Встретился ли ты с ним в загробном мире? Одно позвякивание. – Ты – в аду? Блюдце подтвердило. – Можно тебе задавать вопросы?.. Он согласился. Дрынов провел рукой по волосам. – Прошу вас, господа, спрашивайте. У нас мало времени. Дух Бориса может в любую минуту исчезнуть. Первым вызвался доктор Мендлев. Нога Жанночки в это время все теснее прижималась к моей. Интересно, как на такую фривольность реагировал дух Бориса? Или ему было все равно, чем мы там занимались под столом? – Когда я получу ответ на свое прошение из Министерства здравоохранения? – несколько смущенно произнес Густав Иванович. – Никогда, – перевел позвякивание блюдца Дрынов. Доктор с кислым видом откинулся на спинку стула. – Бюрократы проклятые, – тихо проворчал он. – Третий год не могу добиться перевода… – Та… которую я люблю… Ответит ли она мне взаимностью? – спросил учитель, а его бледные скулы покрыл яркий румянец. Тут не надо было ничего и переводить: блюдце просто звякнуло два раза. Дрынов сожалеюще развел руками. «Кто же его пассия? – подумал я. – Уж не Валерия ли?» По крайней мере, в поселке она была единственной женщиной, достойной поклонения. Если, конечно, не считать Девушки-Ночи… – У меня вопрос чисто материальный, – выдохнул Горемыжный. – Я собрался новый дом строить. Два этажа или три? Ответ прозвучал несколько странно: – Огонь, пришедший с неба, поглотит все. – А когда я умру? – спросил вдруг Раструбов, не спуская глаз с черепа. Блюдце начало позвякивать, а Дрынов торопливо записывал. Наконец он подсчитал буквы и с каким-то испугом взглянул на пекаря. – Вы умрете в этом году, – прочитал он текст. Лицо Раструбова пошло красными пятнами, глаза забегали, останавливаясь на каждом из нас. – Как же… так?.. Не может того… быть! – с отчаяньем забормотал он. – Я совершенно здоров… Неправда. Блюдце обиженно звякнуло, слегка подпрыгнув и едва не свалив череп. – Тихо, господа, тихо! – воззвал Дрынов. – Оставим все обсуждения на потом. Дух Бориса может рассердиться и удалиться. Пекарь замолчал, с ненавистью косясь на череп. – Хочу спросить одно: что будет с тем, кто мне мешает? – произнес маленький Монк, продолжая теребить бороду. По-моему, он даже выдергивал из нее длинные волоски, как старик Хоттабыч. Закончив расшифровывать позвякивание, Дрынов зачитал: – Смерть через распятие. – А я… Смогу ли я… Завладею ли я сердцем того, кого люблю? – спросила Жанна. – Да, но если другая женщина удалится из него, – перевел Дрынов. Потом взглянул на меня: – Хотите что-нибудь спросить? – Конечно, – я обвел взглядом собравшихся: – Кто убил моего деда? – Протестую! – взорвался вдруг пекарь, не спускавший с меня злобных глаз. – Вы, молодой человек, явились сюда с определенной целью и… и не вмешивайте нас в свои игры! – А вы вообще – без пяти минут труп, – отрезал я. – Спокойно, господа, спокойно! – вновь вмешался Дрынов. – Смерть Арсения Прохоровича еще настолько свежа в нашей памяти, что… имеем ли мы право подвергать ее обсуждению? – Но мы же интересуемся предстоящей смертью уважаемого Кима Виленовича, которая будет не менее свежа и горяча? – сказал я. – Что ж в том такого? – Щенок… – тихо прошипел пекарь. Будь его воля, он бы испепелил меня взглядом. – Как решим? – обратился к присутствующим Дрынов. И тут блюдце само начало позвякивать. Хозяин схватил карандаш и стал поспешно записывать. Потом, когда блюдце умолкло, Дрынов прочитал: |