Онлайн книга «Всякий капитан - примадонна»
|
Птичик вновь поселился в материнской квартире. Он совершенно ушел в себя и не обращал внимания на свихнувшихся домочадцев. — Почему ты не ходишь в институт? — наезжала мать, впрочем, без всякого энтузиазма — так, побурчать лишь. — Мне шестнадцать лет… — Тогда на кой черт поступал? — Ошибся. — А я только в седьмой класс хожу, — удивилась Верка. — Может, мне тоже в институт? — Ага, — ехидно смеялась мать. — Лучше в армию! — Зачем? — Там мужиков много! Ха-ха! — Сука! — прокомментировал Анцифер. Она переменилась в лице и оборотилась к сыну: — Я у вас сука! А вы кто? Один долбанутый на всю голову! Разожрался, как кабан, моими трудами и тунеядствуешь в моей квартире! — Ты ни одного дня в жизни не работала, — уточнил Птичик. Она, казалось, не слышала и принялась наседать на дочь: — А ты! С бешенством матки в четырнадцать лет! Это я сука?! — Что такое «матка»? — поинтересовалась Верка. Здесь появился Соевый Батончик. Принялся цепляться за мать. — И этот еще здесь! Пошел отсюда! — и пнула ногой Ивана Хабибовича Оздема, как когда-то пинала Анцифера. Впрочем, отлетевший к окну Соевый Батончик не заплакал, сел возле батареи и пытался понять, что с ним произошло. — Я его усыновлю! Ванька, иди ко мне! — закричала Верка. — Ты не мать, а фашистка! Хабиба выгнала, собственного ребенка издеваешь! — Издеваешься, — поправил Анцифер. — Нас всю жизнь мучила, папусю до смерти извела! Как теперь жить?!! Как на мир смотреть человечьими глазами!!! — Ты не очень! — грозно зашипела на Верку мать. — Ишь, театр устроила! — Ну ладно, — тотчас согласилась Верка, отказываясь от гневного пафоса. — Может, мне в артистки пойти?.. И вообще, давайте жить дружно! — Давайте, — согласился Анцифер. Во всю физиономию улыбался Ванька. — Я вам кое-что должна сказать, — сделалась совсем серьезной мать. — Вы уже все взрослые, справитесь! — С чем? — Верка была заинтригована. — Я должна уехать на несколько дней… На неделю… Может, больше… — Куда? — удивилась Верка. — Я тут с теткой Раей помирилась… Мне надо в Турцию… По делам… — К Хабибу? — совсем обалдела Верка. — Возьми меня с собой! — Да нет, — уточнил Птичик. — Зачем ей Хабиб? Нового найдет! Натрахается и вернется! — Сволочь же ты! — рявкнула мать в ответ. — Разве не правда, мам?.. Ну признайся!.. Нам все равно! — Мам, возьми меня с собой! — уговаривала Верка. — Ну пожалуйста! — Тебя там утащат, — предупредил Анцифер сестру. — Сделают наркоманкой и в публичный дом за сто долларов продадут! — А чего так мало? — Вот дура! — А мамусю в публичный дом не продадут? — Она бы бесплатно пошла, да не берут!.. Мать хотела было огрызнуться, но здесь в дверь позвонили. А на пороге — тетя Рая… Уж сколько обнимались, целовались! Даже Птичик чмокнул тетку в мягкую щеку, а со своей стер ее помаду. Тетка как-то незаметно наготовила всяких вкусностей, успевая приласкать всех детей, дать им досыта женского тепла. Даже Анцифер с удовольствием поддавался Раиным объятиям, так в них было уютно и радостно. И Антипу досталась ласка теплой руки, от которой он отвык со времен Нестора. — Я тебя люблю, теть Рай! — признался Птичик. — А я тебя люблю еще больше, чем он! — Верка. И Ваньку расцеловали всласть. Тетка вытащила из передника конфету и протянула малышу: — На-ка, скушай соевый батончик! И вкусно, и полезно! Я сама с чаем люблю скушать пару соевых батончиков. Ванька отшатнулся, уверенный, что эта улыбчивая, вкусно пахнущая тетя собирается его съесть. Он задрожал, и слезы покатились из его грустных турецких глаз. Удивленной Рае объяснили, что у мальчишки прозвище такое — Соевый Батончик!.. Посмеялись по-семейному. За всей суетой забыли про мать. Она тем временем судорожно собиралась, запихивая в чемоданы лучшие вещи. Все они, когда-то модные, теперь не смотрелись богато, и она подумала, что много лет не покупала для себя ничего симпатичного, на выход… «Куплю в Анталье несколько платков и наделаю из них платьев…» Достала из-под паркетины долларовую заначку и спрятала ее на груди, в лифчик. До самолета осталось всего два часа… Она потащилась с чемоданами к выходу, так и не сказав детям прощальных слов. Они почуяли ее уход и вышли в прихожую. Мать коротко обернулась, взглянула на них лошадиными глазами, показала зубы, а потом исчезла… Верка шмыгнула носом, но тотчас была захвачена в объятия тетки и вновь зацелована. — Теть Рай, — спросила Верка, — а мама вернется? — Не тетя я вам… — А кто? — Бабушка, наверное… — Бабушка? — Птичик распробовал непривычное слово, которое так приятно выговаривать. — Ба-буш-ка… — Так вернется мама? — Конечно, вернется! — убедительно обещала тетка, а по-новому — бабушка… Птичику казалось, что отъезд матери никак его не тронул, но скорее он запрятал любовь к ней, к странной и непутевой, главной женщине его жизни, куда-то глубоко в подсознание, а потому выглядел безразличным. Верка также старалась не показывать истинных чувств, но маленький Ванька, еще совсем беззащитный, плакал несколько следующих ночей, а днем искал мать по всей квартире, заглядывая даже под кровати… Через пару недель все попривыкли без нее, прибранные и обласканные бабушкой. Ночами Птичик запирался в кухне и все смотрел себе в подмышку, удивляясь неменяющейся картинке звездного неба. Там, высоко-высоко, в бездне мироздания изменений нет… Покой и вечность… В ногах у него обычно спал Антип, и снился псу странный сон, как плывет он на какой-то лодке по большой воде с хозяином своим Нестором. Тогда Антип во сне скулил, а Анцифер гладил его по пузу большим пальцем правой ноги… А потом подросток засыпал, и каждую ночь ему тоже снился один и тот же сон, будто он слышит голос отца, который зачем-то называет ему странный незнакомый адрес: — Поезжай, сынок, в Башкортостан. Там от Уфы пойдешь в юго-западном направлении. Дойдешь до Учалинского района, отыщешь Мансуровское месторождение… Далее инстинкт подскажет!.. После произнесения адреса отец сразу исчезал, растворялся миражом, а Анцифер просыпался встревоженный и дни напролет думал, что бы мог значить этот беспокоящий его сон. С течением дней Птичик озаботился этими снами настолько, что почти перестал замечать окружающих. Он похудел, жил почти по привычке и замкнуто, чем беспокоил доброе сердце бабушки Раи. По ночам он автоматически продолжал заглядывать в дыру, которая становилась почему-то меньше размером, да так быстро, что теряла эластичность, а в одну из ночей Птичик и вовсе не обнаружил входа в свою душу. Черная дыра исчезла, даже шрама не осталось. |