Онлайн книга «Русское стаккато - британской матери»
|
Голос не ответил на этот вопрос, зато задал другой: — Ты знаешь, как исповедоваться? — Мама мне рассказывала. — Можешь начинать. — С чего? — С чего хочешь. И с самого плохого можно начать, и постепенно к этому самому плохому подходить! — Хорошо… — Роджер задумался, перебирая в голове плохое. — Ты здесь, мальчик? — Я вспоминаю о своих грехах. Вы мне мешаете! — Вспоминать надо дома, а здесь исповедоваться и каяться в них! Понял? — Понял. — Начинай! — А можно здесь включить свет? — Зачем? — удивился голос. — Я хочу посмотреть на ваше ухо. — Здесь нет света. А ухо у меня такое же, как у тебя. — В три раза больше, — не согласился Роджер. — Оно у вас волосатое? — Не слишком. — Как мне без света знать, ухо ли дьявола это или ухо священника? Я же не могу каяться перед сатаной. На той стороне подумали и приняли решение. — Высунь голову наружу. Лизбет увидела, как вдруг из исповедальни показалась голова сына, навстречу ей вынырнуло чело святого отца, и через мгновение оба исчезли в исповедальне вновь. — Как тебе? — поинтересовался голос, который теперь имел черные глаза с мешками под ними, одутловатые щеки и бороду клинышком. — Из-за тебя нарушил таинство! — Хорошо, что вы не красавец! — … — А то я бы подумал, что под красотой личина дьявольская скрывается! — Хватит болтать пустяки! Начинай с самого плохого!.. Между прочим, у тебя вся физиономия в прыщах!.. Начинай же! — Хорошо, — согласился мальчик. — Когда я смотрю на материнское лицо, мне всегда кажется, что я вижу ее задницу! — Ты — хулиган! Я сейчас возьму тебя за твое маленькое ухо и выведу из церкви! — В самом деле, святой отец! Это самый большой мой грех! Я и не думал хулиганить на исповеди! На сей раз молчали на той стороне. — Любишь ли ты свою мать? — спросил священник. — Да, — признался Роджер, довольный, что исповедь потекла через вопросы и ответы. — Но иногда мне кажется, что не очень. Особенно когда я смотрю на ее лицо и вижу задницу. — Прекрати! — рявкнул священник. — Мать — самое святое, что есть у человека! — Значит, — сделал вывод Роджер, — когда мать умирает, человек остается без святого? — Остается память святая. — Понял. — Убивал ли ты когда-нибудь тварь какую, случайно или нарочно? — Собираюсь, — честно признался мальчик. За сеткой поперхнулись. — Что такое? Ах ты, негодник!.. — затряслась кабинка. — Вам правду говорить или врать? Вы так тратите свою нервную систему! — Отвечай, кого ты собираешься убить? — Всего лишь ящерицу. Я купил ее за три фунта в зоомагазине. — Зачем? — Затем, чтобы убить. — Я не спрашиваю, зачем ты ее купил, — все более впадал в раздражение священник. — Я спрашиваю, зачем ты хочешь убить беззащитное создание?!. — Я хочу поглядеть на тот миг, — честно признался Роджер. — Уловить его, когда она наступит, смерть!.. — Зачем? — Чтобы понять, как будет со мною в миг моей смерти. — Ты боишься смерти? — Да. — Значит, недостаточно веруешь в Господа. — Недостаточно, — признался Роджер. — Но я хочу верить достаточно, чтобы не бояться этого мгновения. — Молись! — Молюсь. За стенкой опять возникла пауза, затем священник попросил Роджера выглянуть из исповедальни. Они вновь встретились головами и посмотрели друг на друга. Священник пытался определить меру искренности в глазах прыщавого мальчишки, а Роджер старался ему показать, что искренен вполне. — О'кей! — закончил экзамен святой отец и исчез за шторкой. Вернулся к окошку и Роджер. Прежде он на секунду встретился с глазами матери и подумал, что она виновата в его грехе, так как если бы у нее отсутствовало лицо, то оно бы не напоминало ему место, на котором сидят. — Надеюсь, после нашего с тобой разговора ты не убьешь ящерицу? — выразил надежду священник. — Я не нашел в ваших словах логического объяснения, почему мне не стоит этого делать. — Не делай хотя бы на всякий случай, — предложил священник. — Допусти, что ты не сомневаешься в том, что Господь существует. А убийство всякой твари есть грех! — Как же мне быть? Как удовлетворить свое любопытство? — В жизни ты увидишь много смертей, но любопытства тебе не удовлетворить никогда! — Почему? — удивился Роджер. — Так же, как наесться навсегда нельзя, так и в смерти чужой для себя что-то понять. Когда сам умирать станешь, вот тогда истина откроется. — А если Бога нет? — Бог есть! Не веришь мне, спроси у мамы. — Да я, в общем-то, мало кому верю, — признался Роджер. — Маме тоже. — Это плохо. Священник выбрался из своей части исповедальни и вошел к Роджеру. Сел рядом, обняв мальчика за плечи. При этом он почувствовал, как плечи ребенка напряглись, а позвоночник выпрямился. — Меня зовут отец Себастиан, — сказал святой отец и повторил: — Это плохо… — Почему? — прошептал Роджер. Голос его куда-то ушел, и хотелось кашлять. — Потому что по вере человеческой дается. — Вы кушали сегодня за обедом чеснок? — неожиданно поинтересовался Роджер. — Да, — священник дернулся и убрал с плеча мальчика руку. — Чувствовал подступающую простуду и покушал с хлебом чеснока. — Неудачная мысль перед тем как исповедовать, отец Себастиан! Фу, как пахнет! И ящерицу я, пожалуй, убью! Думаю, Господь простит мне тягу к познанию его таинств. И все же, как дурно пахнет! Священник взял Роджера за ухо и что есть силы потянул за него, скручивая то влево, то вправо. Мальчик на удивление был покорен. Не вырывался, не выказывал признаков боли. В темноте его глаза лишь поблескивали, и священнику показалась, что пробирается взгляд ему в самую душу, что-то портя в ней изрядно. Он выволок Роджера из исповедальни и потащил к выходу, где ждала Лизбет. Мать же, увидев, как расправляются с ее сыном, рванулась навстречу, ударяясь тяжелым задом о церковные скамейки. |