Онлайн книга «Последний сон разума»
После неразумного всплытия в легких Ильи сильно болело, и он отстаивался в водорослях без пищи и всяче-ского движения два дня. На третий, к ночи, его тело потребовало разминки, и, ощущая себя близким к выздоровлению, татарин поплыл вдоль берега, исследуя его привычную топографию. То, что он увидел возле мостков, вернее то, что свисало с них в воду, заставило большую рыбину затормозить свое движение, а затем и вовсе замереть поодаль. С деревянного настила, в самую глубину, почти достигая дна, спускались огромные человеческие ноги. Конечности были столь велики, что поразили воображение Ильи, прежде не впечатлительного до крайности. Ноги были невероятно жирные, а кожа на них истончилась до прозрачности полиэтилена, и татарину казалось, что вот-вот произойдет биологический взрыв тканей и дно заволочет кровавыми сгустками и кожными ошметками. Что это? – спросил себя Илья. Тут в гигантских ногах произошло какое-то движение. Под прозрачной кожей заходили взад-вперед какие-то соки, запульсировала в жилах кровь, а затем с внутренней части бедра сорвался маленький лоскуток и из дырочки в ноге вылупилась некая искорка, которая стала удаляться от места своего рождения зигзагами. Вот дела! – отреагировал Илья и почему-то заволновался. Чем дальше удалялась искорка, тем больше беспокоилась большая рыба. В конце концов Илья махнул плоским хвостом и устремился вслед за искоркой. Он догнал ее в два движения тела. Это – рыба! – удивился татарин. – Крошечная рыбка, похожая на гуппи. У нее розовый хвостик… Сейчас она заметит меня, испугается и попытается удрать. Но вместо того, чтобы проявить признаки хоть какого-то волнения от соседства с гигантской рыбой, крошечка гуппи, наоборот, резко остановилась и обернулась навстречу Илье, уставив свои малюсенькие, но такие красивые глаза в самую усатую морду татарина. – Ой! – сказал татарин и взмахнул всеми плавниками, чтобы ненароком не налететь на рыбку. От этого получилось водное возмущение, и водоворотик закрутил крошечное тельце гуппи. – Осторожнее! – сказала рыбка, и Илья узнал в ней Айзу. – Айза? – спросил он рыбьим шепотом. – Илья, – ответила рыбка. Он чуть не умер на месте, а она поплыла прочь, гордая, едва взмахивающая розовым хвостиком. – Айза! – закричал татарин во всю мощь, так что во всех окрестностях водоема шуганулись в разные стороны его обитатели, как будто в озеро бросили кусок динамита. Рыбка вновь остановилась и зашевелила ротиком, словно что-то хотела сказать вслух, как человек. – Что ты кричишь? А у него сперло все в груди! У него глаза вылезали из орбит, так он был счастлив! От восторга он выпустил из жирных губ огромный пузырь, а из-под хвоста длинную никчемную веревочку. Рыбка хмыкнула и отвернулась. – Персики, – молвила она. Ему надо было что-то сделать со своим волнением, а потому он рванул к поверхности, выпрыгнул целиком наружу, на мгновение приняв очертания человеческие, и вновь плюхнулся в воду, чуть не налетев на рыбку. Она элегантно увернулась, а потом сказала: – Ты лысый и страшный! – А ты все такая же прекрасная! – с восхищением произнес Илья. – У тебя такие же красивые пятки. Они розовые! – У меня нет пяток! – с улыбкой в голосе ответила Айза. – У меня хвост! У меня больше нет подмышек, которые ты любил, мой плоский живот с дырочкой пупка превратился в рыбкино брюшко, а глаза… – Глаза все такие же! – перебил Илья. – Я так тебя долго ждал! – Мой милый, – заласкалась рыбка и подплыла к самым губам сома, чиркнув по ним розовым хвостиком. Что-то внутри живота Ильи зажглось, но он совсем не знал, что делать с этим пеклом, а потому рванул торпедой к противоположному берегу и так же молниеносно вернулся обратно. Во внутренностях стало немного прохладнее, и Илья заговорил быстро-быстро и не очень связно, как говорят все влюбленные, разочарованные несчастиями до самого дна, но одаренные в конце так не-ожиданно и так сполна, что ответная любовь делает их немножко сумасшедшими, не верящими до конца в свое счастье. – Я любил тебя! – тараторил Илья, и его рыбьи слезы смешивались с глубинной водой водоема. – Я так любил тебя!.. А ты превратилась в дельфина!.. Меня убивали!.. Тебя не было целую вечность!.. Во мне все умерло до срока!.. Любовь моя, Айза!.. Я сошел с ума!.. Я – безумный старик!.. А ты все так же прекрасна!.. Он говорил, говорил, а Айза слушала колебания звуковой ниточки на его боку и тоже плакала. – Я не превращалась в дельфина. Я захлебнулась и утонула. – Ах! – воскликнул Илья. – Ты страдала! – Нет. Я просто утонула… А потом они поплыли вдоль берега и болтали о чем-то незначащем для окружающих, но таком важном для их любящих сердец. – Пойдем жить ко мне! – предложил Илья. – У меня есть квартира. – Я не могу стать человеком, как ты! – грустно усмехнулась Айза. – Я – рыба! – Почему? – Потому что я утонула. – А и не надо! Разве нам здесь плохо? Мне нравится жить в этом карьере! Здесь тихо, и кашу каждый день приносят! – А потом, – сказала Айза грустно, – превратись я в человека, я стала бы не той девчонкой, которую ты помнишь, а коротконогой старухой! Ты же старик!.. Илья ничего не ответил, припоминая почему-то запах Айзиных подмышек, ее сильные ноги, и вдруг сказал: – У меня никого не было… – И у меня… – И тебя не было… Только запах твой и персик нетронутого тела… – Ах, – ответила на это Айза и что-то съела на плаву, какую-то муравьиную личинку, упавшую в воду. – Ты мой дорогой!.. Они плавали и разговаривали всю ночь напролет, а потом еще день и еще ночь. Им было мало времени, им было бы мало всех времен, чтобы рассказать, поведать, как они любили друг друга вечность, разделенные смертью. Илья плыл за Айзой и неустанно повторял ласковые слова: – Любовь моя! Татарочка моя! Моя Айза! Она в ответ виляла розовым хвостиком, приподнимая его слегка, так что был виден прозрачный животик. А потом Илья случайно проглотил ее. То ли в восторге широко раскрыл рот, то ли внезапно образовалось какое-то течение, но крошечную рыбку засосало между толстых губ татарина в самый рыбий желудок… – А-а-а… – простонал Илья. – А-а-а… В его желудке полыхнуло огнем, а голову стянуло нестерпимым холодом. Сознание выключилось, в невозможности осознать произошедшее, он перевернулся брюхом вверх и стал опускаться ко дну, не в силах шевелить плавниками… |