Онлайн книга «Последний сон разума»
– Ну и зачем милиция-то? Не понимаю! Кузьминична пеленала мальчика. – Чтобы разобрались в преступлении! – Сейчас они бросятся искать мамашу подкидыша! Бросят смотреть футбол, пить водку, перестанут тискать своих жен, и все на поимку нерадивой мамки! К тому же мальчишку не куда-нибудь, а к Детскому дому подкинули! Здесь ему и место! – Да мне и положить его некуда! – возразила Дикая. – Ишь, глазенки какие раскосые! – любовалась Кузьминична. – Китайчонок, что ли?.. Положишь пока к старшим, у них место есть. – Да? – Точно-точно. Так оно вернее будет! Утро вечера мудренее! – Ну хорошо! Дикая была не совсем уверена, что поступает правильно, но все же взяла малыша, машинально поцеловала его в личико и отнесла в комнату к десятилетним, которые были в Доме старшими, а там уложила найденыша в свободную кровать. Мальчишка зевнул во все лицо и тут же заснул. Воспитательница еще долго стояла над ним, спящим, пока кто-то из детей в комнате не проснулся и не спросил: – Кино Владленовна, у нас что, новенький? – Спи, спи, – прошептала Дикая. – Завтра все узнаете! Повариха Кузьминична уходила спать домой, к мужу, тогда как молодая воспитательница по обязанности должна была оставаться ночевать в Доме, да и мужа у нее не было, тем более детей, а выросла она сама в Детском доме № 15, который и был ей домом. Вот как все. Родителей Кино Владленовна не помнила и поступила на государственное воспитание в возрасте трех лет; не знала даже своего имени, была слаба здоровьем и пугалась всего на свете. По этому поводу ей, рыжеволосой девчонке, присвоили вместе с именем Марина фамилию Дикая. Владленом же был сантехник, единственный человек, которого малышка не боялась, а наоборот, тянулась, как к защитнику. Отсюда и Владленовна… Воспитательница Дикая отправилась спать в свою комнату. Переоделась в ночную рубашку с цветочками на тканьке и совсем стала похожа на пятнадцатилетнюю, хотя ей было за двадцать, легла молодая в постель и взяла с тумбочки книгу в бумажной обертке, под которой на обложке стояло название «Три товарища». Марина зачитывалась этим произведением и мечтала точно о таких, высоких в своем накале, отношениях. Дикая прочитала три страницы, когда усталость за-крыла ее глаза, книжка выскользнула из рук и тихонько упала на пол, устланный истертым ковролином… В палате, куда положили найденыша, не спали. Всем было интересно, кого судьба забросила к ним в коллектив. Жора Сушкин, толстенький пацан десяти лет без двух месяцев, наклонился над постелью новенького и констатировал для всех: – Он косой! – Спит? – спросил кто-то. – Дрыхнет, – ответил Жора. – Во, косой-то!.. – Сколько ему? – Салага!.. Год, может быть… В голосе Жоры звучало презрение. – И чего к нам косого положили! Лучше бы к девчонкам! Неожиданно найденыш открыл глаза. – Проснулся, – комментировал Жора. – Глаза-щелки! Фу! – Кино Владленовна ругаться будет, – сказал кто-то испуганно. – А что мы такого делаем? Толстый Жора наклонился над новеньким. – Ты же орать не будешь? Младенец лежал тихо, только глазами моргал. Он был спеленат по рукам и ногам, как и положено младенцам. – Шишкин, – поинтересовался Жора, – у тебя ведь фонарь есть? – А что? – отозвался Шишкин. – Говорят, что у косоглазых кожа желтая. Поглядим? – Чего ты ему спать не даешь? Он еще маленький. – Фонарь жалко, что ли? – разозлился Жора. – Так и скажи. – Не жалко, – со вздохом ответил Шишкин. – Только вот батарейки слабые… – Ничего, мы только на кожу посмотрим, и все… Через кровати толстому мальчишке передали фонарик, но прежде чем включить его, исследователь потянул за пеленки новенького, обнажая младенца. Найденыш никак не проявлялся, молчал, не шевелился, лишь смотрел бесстрастно на Жору. – Включаю фонарь! – предупредил толстяк. – Давай! – поддержали товарищи. Луч света, пробежав по палате, выхватив из темноты детские лица со сверкающими от любопытства глазами, уткнулся в голое тело новенького. – Ну что там? – спросили. – Желтовата кожа, – подтвердил Жора. – Ненашенский! При слове «ненашенский» в толстом мальчишке почему-то проснулось раздражение. Все «ненашенское» было чужим, а значит, враждебным. А от всего враждебного нужно защищаться! Жора не мог отдать отчет своим действиям. Сейчас он был похож на звереныша, защищающего территорию. Толстяк потянулся к найденышу и ущипнул его за голый живот. – Вот тебе! – произнес он. Мальчишка хотел было еще хмыкнуть, но тут произошло неожиданное. Что-то молниеносно мелькнуло у него перед глазами и камнем врезалось в нос, ломая мягкие хрящики. Фонарь вывалился из рук Жоры и разбился, к ужасу Шишкина. Вслед за звоном разбитого стекла раздался оглушительный визг толстяка, из покореженного носа которого фонтанировала кровь. Жора визжал долго, как недорезанная свинья, пока на крик в палату не вбежала Марина Владленовна, разбуженная совсем не вовремя, принеся с собой в палату недосмотренный сон про что-то волнующее. Пышущая ночью воспитательница включила свет и обнаружила ужасающую картину. Посреди палаты стоял и орал Жора Сушкин, из носа которого во все стороны хлестала кровь. Его рот был растянут до отказа. Он продолжал кричать, но голос уже охрип и пацан вовсе стал похож на издыхающего поросенка. – Что случилось? – в ужасе вскричала Кино Владленовна. Все волнующее во сне облетело с души воспитательницы Дикой, как сухие листья, и она, подбежав к окровавленному мальчишке, схватила его за толстые щеки и принялась допытываться: – Что произошло? Отвечай, Сушкин! – Он… Он… – Жора указывал пальцем на найденыша, который лежал в кровати и сучил ножками. – С кем ты подрался? – допытывалась Кино Владленовна. – Кто тебя ударил?!! – Он! Жора с ужасом смотрел на младенца, а тот в свою очередь глядел открыто, и в какой-то момент толстому Сушкину показалось, что найденыш подмигнул ему. – Он меня ударил! – твердо произнес толстяк, икнув. – Косоглазый! – Не говори глупостей! – строго сказала Дикая, утирая подолом ночной рубашки кровь с лица Жоры, причем рубашка задралась и мальчишки увидели беленькие трусики воспитательницы. При созерцании хоть и прикрытого женского лона дети испытали каждый свое чувство, но все подсознательно отметили, что чувство незнакомое, способное отвлечь внимание даже от изуродованного Сушкина. |