Онлайн книга «Последний сон разума»
Про себя он сказал в адрес Петрова: «Ах ты сучок!..» Грузчику выдали необходимую порцию наркоза, и он отключился, фантазируя голубку с головкой Жанны. – Скальпель… Сушить… Зажим… Еще… Еще… Сушить… Зажим… Шить… На следующее утро Петров проснулся слабым, словно в вытрезвителе, и с трудом приподнялся, чтобы разглядеть себя в зеркале. Половина головы была перевязана. – Эй! – крикнул он. В палату вошла медсестра. – Чего орешь! Звонок есть! – Она поправила пышную прическу. – Ну чего? – Глаз сохранили? – Ты же им смотришь! – Я тебя, сука, спрашиваю, сохранили глаз?!! – Сам – сука! – ответила сестра. – Стеклянным будешь глядеть на мир! Нашел кого пугать – Семеныча! – Она засмеялась. – Он три года в Афгане глаза выковыривал! А тебе, гниде уголовной, велел передать, что только пукнешь, второго лишишься! Понял?.. Петров понял. На его силу нашлась еще бґольшая сила. Он смирился… Митя выбрался во двор и по наступившей темноте догодался, что проспал почти целый день. Он широко зевнул, а затем шарахнулся в сторону, услышав хлопанье птичьих крыльев. И тут Митя вспомнил. – Ишь ты, черт побери! Он вспомнил, что в его квартире под полотенцем лежит грудная девчонка и что лежит она с самого утра и, наверное, померла от голода. Настроение испортилось. Митя прошелся по магазинным отделам и сделал злое лицо колбаснице Светке, которая в ответ лишь фыркнула, а затем посмотрела на огромный тесак, воткнутый в батон колбасы, и представила стальной язык вбитым по самую рукоятку грузчику Петрову в живот. Неожиданно Митя обернулся и быстро приблизился к прилавку. – Дай молока! Светка чуть не свалилась от удивления. – Жажда мучает? – Дай молока! Единственный глаз Петрова потемнел колодезным дном, а синюшный язык облизал тонкие губы. – Тебе сколько? – кротко поинтересовалась колбасница. – Давай два пакета. И колбасы дай двести! – Какой? – Где жира меньше. Продавщица положила в сумку молоко, а про колбаску поинтересовалась: – Кусочком или порезать? Петров задумался. – Маленькими квадратиками. Как в яичницу. Колбасница обиделась вовсе: – Издеваешься? – Режь. Продавщица делала, что попросили, а сама думала о том, как Петров будет разбрасывать эти кусочки, подманивая какого-нибудь заблудившегося кобелька. А потом… Петров несколько раз приносил в магазин на продажу шапки. Никто не польстился, кроме директора, но он не знал происхождения головных уборов. Душегубец, – подумала Светка. Она завернула колбасу в бумажку и вместе с молочными пакетами уложила в сумку. – Бывай! – бросил на прощание Митя и вышел из магазина. Он шел по заснеженной улице, смотрел только на правую сторону мира и чувствовал в груди что-то такое, доселе неизвестное, и даже нельзя было определить, приятное это или нет. Хлеба забыл купить! – спохватился Петров, но вспомнил, что у него всегда в кармане лежит белый мякиш для ловли голубей-помоешников. Он доплелся до своего дома и долго поднимался по лестнице, волнуясь, что его вычислила милиция и обвинение будет гласить: «Киднеппинг!» За такое преступление можно получить на полную катушку, особенно если ребенок умер. Петров представил, как тюремный врач мажет ему лоб ваткой, смоченной каплями Зеленина, как его ставят к влажной стене, как сам начальник зоны дергает затвором… «Именем Российской Федерации»… Шмяк, и все! Но на лестнице было тихо, а произведенная им на четвертом этаже лужа наполовину испарилась. Митя на всякий случай послушал еще возле своей двери, ничего не услышал, заволновался оттого сильно и отпер ее, фанерную. Он прошел в комнату и первым делом уставил свой выпученный от напряжения глаз на раскладушку, на которой оставил найденного младенца. Девочки не было, а полотенце-одеяло валялось на грязном полу. Петров оглядел глазом окрестности комнаты и обнаружил девочку стоящей возле окна и глядящей в его единственный глаз. При этом она улыбалась, показывая во рту три белых зуба. Петров хотел было обозвать ее сучкой, но почему-то не сделал этого и подумал, что с похмелья ему ребенок представился куда меньше, чуть ли не двух дней от роду. А малявка передвигается на своих ножках. – Ну? – единственное, что смог сказать Митя. Девочка еще шире заулыбалась и пошла на неверных ножках навстречу. – Есть, наверное, хочешь? Малявка подходила все ближе, а вдобавок потянула к Петрову пухлые ручки, отчего мужик оторопел и опустил сумку на пол. – Ну чего ты? Девочка остановилась возле самых ног Мити и все тянула ручки вверх, пока, неожиданно для себя, грузчик не присел и не подхватил ее на руки, вознося до своего щетинистого лица, похожего на попавшего под машину ежа. – Тебя как зовут? – спросил от ужаса Петров. Девочка тем временем обнимала его грязную шею и шевелила под волосами пальчиками, отчего Петров и вовсе пришел в замешательство. – Сучка, – зачем-то прошептал он и еще больше испугался. Но малявка по-прежнему обнимала его за шею и улыбалась вовсю. Четыре, – посчитал Митя у нее во рту. – Четыре зубика. Его закоробило от слова «зубика», произнесенного внутри, и он, оторвав девочку от себя, вновь посадил ее на раскладушку. – Сейчас будем есть! – определил Митя и зашуршал полиэтиленовым мешком, доставая из него пакеты с молоком и колбасу без жира. Из куртки он выудил белую горбушку, накрошил ее в тарелку с надписью «Общепит», залил крошево молоком, добавил кусочки колбасы и перемешал смесь алюминиевой ложкой. Девочка кушала хорошо, открывая рот послушно, но через минуту вся была измазана до ушей, однако продолжала улыбаться, что немного раздражало Петрова. – Чего скалишься? Она поела. Митя кое о чем подумал, потрогал раскладушку руками на предмет влаги и, удивленный, поднял малявку на руки и понес в ванную, где имелся унитаз. Он припомнил, как берут детей, чтобы они не опро-стались мимо или на себя, и засвистел: «Пыс-пыс-пыс». Девочка не сопротивлялась и через несколько секунд произвела выброс ненужных веществ по назначению. – Ишь! – похвалил Митя и засунув девочку под струю воды, старательно потер ее грязной рукой. |