Книга Пространство Готлиба, страница 64 – Дмитрий Липскеров

– Это самый глупый аргумент, который я когда-либо слышала.

– У меня их еще куча, – ответил я. – Если вы посидите со мною после работы в сквере, я расскажу вам про свои остальные аргументы.

Вероятно, в моем лице было столько искренней мольбы к ее карим и равнодушным глазам, что она пожала худыми плечами нерешительно, а потом все же кивнула головой в знак согласия и чуть улыбнулась, показывая зубы.

– Купите немного хлеба, – попросила Полин. – Мы покормим лебедей…

Я был счастлив ее согласием, но ожидая ее на лавочке возле пруда, сдерживал свой восторг глубокими вздохами. Я понимал какой-то частью мозга, что девушка согласилась прийти, лишь сострадая моему неразделенному чувству к ней, и что, если я не найду нужных слов, заинтересовав ее беседой, через минуту-другую она уйдет домой кормить своего директора постным ужином.

– Здесь живет пара лебедей, – услышал я за спиной ее голос. – Два молодых белых лебедя. На свежем воздухе ее голос казался немного странноватым, слегка в нос, а когда я обернулся к ней, вставая, то увидел в свете вечернего солнца ее равнодушные глаза с легкой мутинкой и нос с горбинкой.

Она точно курит марихуану, подумал я и взял ее за руку.

Рука была очень холодной, а потому задержалась в моей, нагретой набедренным карманом ладони и согревалась своими тонкими косточками.

– Итак, Аджип, я слушаю ваши аргументы.

Полин высвободила свою руку из моей и взяла с лавочки пакет с теплым хлебом.

– У вас всегда холодные руки? – спросил я, наблюдая, как она отщипывает от булки мякиш и бросает кусочки навстречу гордо плывущим лебедям.

– Да, – ответила девушка. – У меня плохое кровообращение.

– Я вам буду греть по вечерам руки. Это мой первый аргумент.

– Очень мило. Говорите следующий.

– Я сумею завоевать достойное положение в обществе!

– Каким образом?

– Буду много работать.

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – сказала она, бросая остатки хлеба в пруд и разглядывая, как лебеди лакомятся размокшей коркой. – Вам должно быть стыдно пытаться отобрать у пожилого человека его единственную радость.

– Молодость должна принадлежать молодости! – в запале сказал я.

– Еще одна глупость, – повернулась ко мне Полин, отряхивая ладони от крошек. – Молодых всегда тянет к пожилым, а пожилых к юным. Потому что одних привлекает неизведанное, а других то, что давно позабыто.

Девушка сделала шаг навстречу и почти коснулась своей грудкой вразлет моей груди.

– У вас есть еще аргументы?

– Я люблю вас.

– Бедный мальчик, – произнесла она и погладила меня холодными пальцами по щеке. – Это не аргумент… У вас еще борода плохо растет.

– А у него она седая.

– Вы – злой, – она посмотрела вслед уплывающим лебедям. – Мне нужно идти.

– Готовить ему ужин?

– Да, – согласилась девушка и собралась уходить из сквера, как тут я перегородил ей дорогу и отчаянно заглянул в лицо.

– У меня есть еще один аргумент, – прошептал я. – Готовы ли вы его выслушать?

– Говорите, только быстрее!

Я взял ее за кисти рук и сжал их так, что она поморщилась от боли, но ничего не сказала, а только смотрела на меня выжидающе и равнодушно.

– Дело в том, – собрался я с духом, – дело в том, что у меня нет на пальцах правой ноги ногтей!

На мгновение в ее глазах просветлело или мне только показалось, что мутинка сошла со зрачка, открывая всю его глубину до карего цвета.

– Как – нет ногтей? – спросила она с интересом.

– А так. Я родился без ногтей.

– Вы – шутите?

– Я абсолютно серьезен.

Полин на секунду задумалась.

– Вот любопытно! Что, совсем ровные пальцы?

– Совершенно.

Она утвердительно кивнула головой.

– Я хотела бы посмотреть.

– Поехали ко мне домой.

– Я только позвоню ему.

– Не звони.

– Хорошо. Только давай поедем быстрее.

Мы поймали такси и всю дорогу ехали молча, взявшись за руки и сжимая их сильно, до белых косточек, как будто ожидали, что случится нечто таинственное, а оттого страшное.

Я дышал ее запахом, а иногда, когда авто подпрыгивало на неровной дороге, видел в вырезе ее блузки мелькнувшую ягодку коричневого соска, и слюна заполняла весь мой рот, словно я не ел три дня и хотел проглотить устрицу.

Входя в подъезд своего дома и держа Полин под локоть, я вдруг вспомнил хохотушку Бертран и старого следователя, но волею одной размыл воспоминания и зашагал по лестнице к своей квартире, к чистой постели.

– Ты бы познакомил меня с ней! – прошептала Настузя, после того как я пропустил Полин в свою комнату и кивнул чернокожей няньке. – Это твоя девушка?

– Отстань! – грубо ответил я и, подтолкнув Настузю в спину, шагнул вслед за Полин.

Когда я обнял ее сзади за плечи и уткнулся носом в пахнущий яблоком затылок, она лишь повернула слегка голову к фонарному свету из окна, так что губы мои толкнулись ей в ухо, а язык нащупал в мочке дырочку.

– Я совсем не для этого пришла, – произнесла Полин ровным голосом. – Показывай! – и наклонилась слегка, отталкивая меня своим задом.

Я задохнулся от такой вожделенной грубости и, сев на кровать, стал снимать ботинок, путаясь в шнурках, стягивая влажный носок, и смотрел на девушку косым жадным взглядом.

– Гляди! – просипел я, и она потянула издалека шею к моей ноге, щурясь и стараясь разглядеть в полумраке странные пальцы. – Подойди ближе!..

– Действительно нет ногтей, – произнесла Полин задумчиво, словно размышляла, к чему такое чудо природы.

Она наклонилась еще ниже, почти к самой лодыжке, так что я почувствовал кожей ее дыхание, оглядела ступню со всех сторон, а затем дотронулась легонько до моих пальцев в том месте, где, по ее разумению, должны были произрастать ногти.

– Удивительное дело! – прошептала она. – Ничего нет, – и неожиданно поцеловала мой кривой мизинец.

– Ах! – вскрикнул я восторженно и потянул к ней свои жадные руки, хватая в них, что попадалось выпуклого на пути.

– Подожди! – шептала Полин, целуя и облизывая мою ногу, засасывая в свой мокрый ротик каждый палец в отдельности. – Подожди!..

Выстрелила в темноту пуговка с ее блузки, и маленькая, вразлет грудка забежала ко мне в ладони, упираясь ягодками в жизненные линии… Я целовал ей спину, задрав шелковую ткань почти до самой шеи, вцеловываясь в каждый позвонок, кусая повернутые к моей ноге плечи, жуя, словно траву, крашенные в черное волосы, а она все ласкала мою пятипалую ступню крепкими губами и гуляющим между ними языком и шептала, шептала на одну мелодию в темень – "подожди!.."