Онлайн книга «Переучет»
|
– Я только что встретила его на улице. Он шел с женщиной. – Женщиной? – Тебе не кажется, что он непоследователен? – Возможно, Нина, но не бери это в голову, это не твоя проблема, он сам разберется. – Я читала сегодня, что круг не замыкается ни биологически, ни эмоционально, пока у человека не родится внук. Они пишут, что это глубоко укоренено в нас. Прочитав это, я подумала, что они правы, но тут же испытала отвращение к себе, что мыслю так банально. – Тогда это даже хорошо, что у Людвига появилась женщина. – Вамп. – Ты сама такая была. – Я не была вульгарной и шлюховатой. – Была, в весьма привлекательной манере. – Конечно не была. – Была. Нина наливает себе коньяка, бутылка имеет форму викинговского драккара, Ларс купил его на датском пароме, когда возил внуков в «Тиволи» [1] . – Нет, не была, – говорит Нина с нажимом на «не». Ларс встает и подходит к окну. Он почти всегда делает так пару раз за сессию. Можно подумать, ему важно убедиться, что за окном жизнь течет своим чередом, люди ходят по улице, некоторые с пакетами из магазинов, машины останавливаются, когда положено, а право трамвая на преимущественный проезд уважается всеми участниками дорожного движения. – Нина… Голос Ларса внезапно изменился. Рабочий тон исчез, а взгляд стал чуть ли не трепетным. Нина не помнит у него такого взгляда с начала девяностых, когда он разводился. – Что? – Я тут подумал… – И?.. – Ты листок на ветру… – Да что ты… – Именно что да. И сам я тоже такой. Мы знаем друг друга целую вечность. Мы вместе горевали и радовались, трахались. Наши друзья умирают с такой скоростью, что нам не уследить. Тебе жить не на что. Мне скоро светит очень приличная пенсия, у меня немало отложено и есть квартира ценой в пять миллионов. – Ты меня заинтриговал. И чего ты хочешь? – А почему бы нам не съехаться? Могли бы прикупить себе домик в Тоскане или Провансе или квартирку в том же Берлине и пили бы, ели себе да играли в петанк, пока не хватит удар и не заберет Норвежская воздушная скорая помощь. – Ты серьезно? – Очень, черт возьми. – Я не состою в Воздушной скорой. – Можешь вступить. Это каких-то пятьсот-шестьсот крон в год всего. – Дороговато, по-моему. – Это тоже деньги, конечно. Но тебе достаточно один раз сломать ногу, и окажешься в приличном выигрыше. – Все равно дорого. – Ладно. Мы говорим в принципе. Это ведь не совсем мертворожденная идея? – Очень неожиданное предложение. – Такие предложения всегда застают врасплох. Хотя оно само приходит на ум. Признайся, ты тоже об этом думала? – Может быть. Но сию секунду на меня много всего свалилось. Мне трудно сказать что-то разумное с ходу. – Тебе и не надо отвечать с ходу. Подумай об этом. – Подумаю. Они замолкают, а Джони Митчелл поет «We don’t need no piece of paper from the City Hall» [2] . – Так сексом будем заниматься? – спрашивает Нина. – А без него нельзя? – Ты сказал, что мы должны. – Я не в форме, пил вчера и сегодня, в душе не был. А вот в Берлине будем спариваться как кролики. Подумай об этом, кстати. Сутками напролет, если захочешь. – Тогда ты не получаешь мячика. – Мячик я мог бы получить все равно. – Даже не мечтай. – Не будь скупердяйкой. – Буду. – Хорошо. Но обещай, что придержишь его для меня. – Ничего не обещаю. – Нина, этот мячик мне нужен. – Это я вижу по твоей жалкой бесстрастной роже. Что за него дашь? – Пятьдесят крон. – Не смеши. – Сто. – Забудь. – Двести. – Хорошо. Ты получаешь мячик, я получаю бесплатную сессию, и будем на связи. – Отлично. Нина кидает ему мячик. Ларс светлеет лицом и идет устраивать новый мячик в коллекцию на полке. – Я немного помог тебе сегодня? – спрашивает он, когда Нина уже в дверях. – Может быть. Самую малость. – Ты чувствуешь себя получше, чем когда пришла? – Не знаю. Зато знаю, что коллекция мячиков в Берлин не поедет. – А пластинки? – Пластинки пусть. И еще мне очень хочется танцевать. Мы сможем там заняться танцами? – Думаю, да. – Часами танцевать? Вечер за вечером? – Если хочешь. – Вот отлично. Хватит тебе валяться на диване. С этими словами Нина выходит за дверь и спускается по лестнице. Только ее и видели. Пятый этап
Спускаясь по Бугстадвейен, Нина обдумывает предложение Ларса. Оно не лишено интереса. Особенно в части танцев. Опять же экономический аспект. Минимальная пенсия, уготованная ей, со скрипом покроет аренду домика в садовом товариществе, но остается вопрос, где жить зимой, раз там нельзя. Она могла бы дешево и уныло кантоваться с октября по апрель в Испании, но это печальная перспектива. С деньгами Ларса основополагающие моменты жизни приобрели бы иной вид. И Берлин выглядит заманчиво. Их круг общения составили бы другие культурные скандинавы, а время протекало бы в театрах, музеях, кафе. И без секса она не останется, судя по раскладу. Нине не хватает телесного контакта с кем-нибудь. Почувствовать, приникнуть, прижаться. Прежде в смысле телесности проблем не было, но постепенно партнеры поисчезали. Этот кадр в Стамбуле был интересен только поначалу. Он благорастворился, и Нине осталось смотреть на озабоченно копошащийся за окном муравейник да на этот чертов мост, всегда совершенно одинаковый. А Ларса она знает вдоль и поперек. Он достаточно хорош. К тому же он в курсе, что она любит, и наоборот. Это удобно. * * * Никак этого сознательно не отслеживая, Нина сворачивает на Росенборггатен и останавливается у дома номер два. Она пробегает глазами список жильцов. Вот нужная квартира: Людвигсен, Руков, Кюльпе, Августссон. Снимают сообща, догадывается Нина. Тогда понятно. В этом коллективе Кюльпе свою самоуверенность и взращивает. Раз он много читает и сам пишет, товарищи считают его интересным и образованным. В этом возрасте пускать друзьям пыль в глаза ничего не стоит. Кто полный идиот, становится понятно к тридцати и позже. Августссон, конечно, официант, приехал из Швеции на летние подработки, но прижился и остался. Руков, наверно, еврей, ушел в подполье и скрывается от немцев, думает Нина и улыбается про себя своей ребячливой фантазии. Людвигсен, очевидно, уроженец Западной Норвегии, возможно Восса. Жизнь большого города для него как океан интересных возможностей, он все время в поиске и расспрашивает обо всем, чего не знает. Кюльпе, скорей всего, вырос в Осло или самых ближайших окрестностях. Во всяком случае, его рецензия сочится высокомерной столичной самоуверенностью. Уже собравшись позвонить в домофон, Нина все-таки этого не делает. Что-то останавливает ее. На что он ей сдался, этот Кюльпе? Поддается ли он вообще увещеваниям? Как она представляет себе их встречу? Она не имеет ни малейшего понятия. Но поговорить с ним она должна. Только не на пустой желудок. Нина разворачивается и идет назад по той же улице, где-то она проходила суши-бар. И точно, вот оно заведение. В тесном помещении никого, кроме женщины азиатской наружности, читающей газету с азиатской вязью. Нина рассматривает меню и заказывает шесть роллов с огурцом и два суши-нигири, только с лососем, пожалуйста, добавляет она, смутившись. По неясным причинам она не смогла приноровиться к суши с другой рыбой, особенно с масляной, тем более масла она вообще не ест. Женщина молча принимает заказ, но Нина замечает, что она недовольно хмурит лоб. Будь что будет. Наблюдая, как готовится еда, ловко и бережно, Нина размышляет об отношении японцев к смерти. Она смутно представляет, что думают об этом вопросе в той части мира. У них строятся алтари для почитания предков. Что есть, то есть. Но как насчет собственной смерти? Японцы кажутся ей излишне серьезными. По крайней мере, такими их изображают в кино и телевизоре. |