Онлайн книга «Аномалия. «Шполер Зейде»»
|
Сельская гостиница. Комната. Утро. – Но я! Но мы! Но… Что?! Вы завтра прилетаете? Так? Самому?! И… Не ждать вас?! Но… – Гороховский отбрасывает телефон, смотрит на него, как на змею. Хватается за голову и кричит Гутману: – Почему меня не придавило могильным камнем цадика?! Ну, скажи, Бэрэлэ, мне нужно это было?! Подвести самого Финкельштейна! Мне не надо было рождаться! Я сейчас выброшусь в окно. Площадь у сельской гостиницы. Крыльцо. Утро. – Что он орёт? Переведи! – командует милиционер деду Грицько. – Он собирается покончить жизнь самоубийством. Выброситься в окно. – Что тут выбрасываться. Первый этаж. – Ну, ты, Сашко, брось! Он всерьёз. – С ума сошёл, что ли? – Ой, боюсь, что не один он с ума… – Дед Грицько поворачивает голову и видит то, про что только что услышал из доклада Гороховского, – по площади проходят его внучка Рита и юный хасид. Они его не замечают. Они вообще ничего не замечают. – А завтра ещё и сам миллиардер приезжает, – добавляет дед. – Зачем? Из-за аварии? Так все живы! Дед Грицько поворачивает голову милиционера Нечипоренко. Тот видит Исаака и Маргариту. Челюсть у него отваливается. – Подожди! Я ж сам про аварию принимал информацию! Два бородатых иностранца. Оба в больнице. Так! Теперь у меня что-то с головой. – Тут он приходит в себя, пристально смотрит на деда Грицька. – Ну, дед! Значит, дочку мою Раю побоку, и тихо-тихо свою Марго… – Что ты лепишь?! Я сам пять минут назад их увидел. Вот сейчас пойду, спрошу, что и как… – Стоять! Бояться! Так! Кончаем конспирацию! Я должен доложить это всё в район! Каким рейсом этот миллиардер летит?! Аэрофлотским или «МАУ»? – Ну ты, племяш, совсем плохой. Какой на хер там «Аэрофлот»?! У него ж свои самолёты. И пароходов, говорят, куча. У этого моего… – Дед Грицько задумывается, смотрит вслед влюблённым. – У «свата» [84] моего! Село Песчаное. Автобусная остановка. Утро. Всё село в сборе. Все принаряжены. Всех дочек, которые на выданье, выставили вперёд. Вот семейство механизатора Онищенко с транспарантами на идише и иврите. Впереди заплаканная Элеонора в платье с оборочками и в шляпке. Сзади в толпу встречающих входят Маргарита и Исаак. – Тётя Маруся, а что тут такое делается? – удивляется Рита. – Кого встречают? – Да тут хлопца одного с Америки, – говорит жена механизатора Маруся. – У него дед миллиардер. Ой! – она замечает Исаака. Тычет в него пальцем. – Исаак? «Шолом Алейхем»? – «Алейхем Шолом»! – улыбается Исаак. – Ой, люди добрые! «Рятуйте»! [85] – кричит жена механизатора Маруся, и все поворачиваются на крик. – Исаак! Это как же он приехал? Авария же была! – А его «скорая помощь» потеряла, – объясняет Рита. – А ты, значит, подобрала… Люди добрые! Стоп! А на могиле цадика он уже был? – Всю ночь. – И уже молился? – Молился. – И ты там была? – Да. – И ему на глаза попала? – А что? – А уже ничего! – Жена механизатора машинально стряхивает солому с плеч Маргариты, замечает солому на плечах Исаака. Кричит: – Бабоньки! Отбой воздушной тревоги! Шёлк, крепдешин, рюшечки, оборочки. Приехали! Всё даром! Ритка Грицькова всех обставила. Все очень быстро всё понимают. Кроме наших влюблённых. Исаак и Рита пожимают плечами, переглядываются и уходят. Механизатор Онищенко смотрит им вслед. Подзывает дочь свою Элеонору: – Значит, дочка, ты говоришь, что любишь Миколу? – Вы ж, папа, сказали «Нет!». «Шо» план… – А, планы… На то они и планы, чтобы меняться. Давай сюда Миколу! Благословлять вас буду. – Ой! Я ж тебе говорила! Пропал Микола! Может, он с горя… Я вчера всё село оббегала. Подъезжает рейсовый автобус. Из него вываливаются избитые Жора и Федька. Следом выходит в порванной рубашке Микола. Элеонора бросается к нему. Целует. – Осторожно! – Микола испуганно косится на механизатора, – Твой батя смотрит… – Папа сказал: «Да!» – кричит Элеонора изо всех сил. И тут же всё село окружает Миколу и Элеонору, и все приготовленные цветы вручаются им. В это время на площадь выруливает машина «скорой помощи» из больницы города Ирпень. Из неё выходит забинтованный водитель с бородкой, вёзший вчера наших хасидов из аэропорта. Он выкатывает в инвалидном кресле рава Залцмана. У того рука в гипсе. Нога в гипсе. Жители села разглядывают эту парочку. Сельская гостиница. Комната. Утро. Невменяемый Гороховский носится по комнате. Останавливается у окна. Видит… Улица села. Утро. …уходящих по улице Исаака и Маргариту. Сельская гостиница. Комната. Утро. С разрывающим душу, трагическим скрипом открывается дверь в комнату. И из темноты к Гороховскому устремляется рыдающая фигура. Это бледная, как смерть, мама Рива: – Реб Гороховский?! Помогите. Мой свёкор [86] говорил, что в случае чего… Вы всё понимаете! Вы всё можете! Я не переживу! Моя дочка Реббека… В дверях возникает вся светящаяся от любви Бекки: – Перестань, мама! Реб Гороховский, я хочу замуж! Вот за него. За Олега. За Олежку! За её спиной возникает смущённый и весь такой тоже светящийся от переполняющих чувств один из телохранителей – Олег Тягнибок, по кличке «Мелкий». – Вы слышите!? Нет, вы слышите?! Реб Гороховский! Вы же родной человек. Здесь среди… – причитает мама Рива. – Что вы молчите?! Мы с вами виделись часто. На свадьбах, на похоронах. Мой свёкор Соломон Розенберг… – …Реб Розенберг? А это Реббека Розенберг? – пытается осознать Гороховский. – Да! А я Рива. Я мама Бекки! Несчастная мама! «Вэйзмир»! Я не переживу! Вы меня, конечно, помните. На похоронах директора иешивы Рава… Гороховский остатками разума фиксирует светящихся от любви Бекки и рослого украинского хлопца по кличке «Мелкий». А тут ещё его ударяет ключевое слово «похороны»… Он издаёт дикий вопль и, оттолкнув Гутмана, выпрыгивает в окно со словами: – О! На похоронах! На похо… Село Песчаное. Автобусная остановка. Утро. |