Книга Лгунья, страница 54 – Валери Виндзор

— Ma shere Tante, [94] — прочитала я. Почерк был уже взрослый. Она извинялась за невозможность принять приглашение и приехать этим летом в Фижеак из-за «загруженности работой», и т. д, и т. п. Написано было четыре года назад.

Я быстро проглядела остальные конверты, думала, может, найду более позднее письмо. В середине связки отдельно лежала фотография, прикрепленная скрепкой к газетной вырезке. Фотография Гастона и Крис. Они стояли на какой-то площади, вроде Трафальгарской, на заднем плане было полно народу и голубей. На обороте было написано: «Avec Oncle Gaston — le cirque touristique, 1990» [95] . Я снова перевернула её. И была поражена, насколько Ксавьер похож на Гастона. Но важно другое. Главное — Крис. Невысокая, худощавая, тонкокостная, она смотрела на меня, улыбаясь широкой улыбкой Масбу. Ее запросто можно было принять за Селесту. Запросто. Да они почти двойняшки! Но перепутать её со мной было невозможно.

Я поняла, что жестоко обманулась. Tante Матильда с самого начала знала, что я не Мари-Кристин. Доказательством служил этот снимок. И ещё более странным было то, с каким спокойствием она уверяла полицейских в обратном. Как зачарованная, я озадаченно смотрела на фотографию. Потом отцепила её от статьи из газеты. И увидела свое старое фото с паспорта, расплывчатое, плохо отпечатанное. Под ним по-французски было несколько кратких строк о Маргарет Дэвисон, «une femme Anglaise qui est disparue», «Presumee morte» [96] , и т. д. Я торопливо скрепила фото и вырезку, надела на письма резинку и сунула их в ящик.

У себя в комнате я сидела за туалетным столиком, расчесывала волосы и глядела на бледное отражение, которое, возможно, было моим лицом. Я ждала, что с минуты на минуту войдет Tante Матильда и скажет что-нибудь разоблачительное. Я хотела подготовить для неё ответ, правдивый ответ.

Стемнело. По трубам побежала вода. Я услышала, как Tante Матильда крикнула кому-то «Bonne nuit» [97] , но у меня она так и не появилась. Я твердила себе, что у неё нет никаких разумных причин приходить. Она не знает, что я видела фотографию и вырезку, так что каким бы не был мой статус-кво, — а он, оказывается, очень далек от того, что я навоображала, мое открытие ни в коей мере его не меняло.

Мне не спалось. Бросив безуспешные попытки, я встала и принялась собираться. Я не взяла ничего из вещей Крис кроме полюбившегося мне халата с пятнышком, джинсов, рубашки и (по причинам, носящим сентиментальный характер) зеленого шелкового платья, — все эти вещи я считала подарком Крис. Кроме них я забрала только то, что покупала сама. В Марселе я найду все, что мне понадобится, и недорого. Я упаковала и снова вынула эти несколько вещей. Потом снова упаковала. Потом вытащила, встряхнула их и снова уложила, потом переложила в другом порядке, и так без конца, лишь бы не думать, лишь бы заглушить тупую боль от необходимости окончательного и безвозвратного отъезда.

Когда я спустилась завтракать, в кухне никого не было. Я варила кофе, и тут появилась Франсуаза.

— Ты что, только встала? — спросила она.

— Плохо спала, — ответила я, взглянув на часы. Было начало одиннадцатого.

— Я уже в банк съездила, — она выгружала на стол покупки. — А про тебя там спрашивали.

— Про меня?

Она кивнула.

— В банке? Когда?

— Вчера, или сегодня утром. Не помню.

— Полиция?

Она подняла на меня взгляд, выражавший глуповатое удивление.

— С какой стати полицейским спрашивать о тебе в банке?

Что ж, не полиция, так Мэл, одно из двух.

— И что обо мне спрашивали?

Она пожала плечами.

— Кассир только сказал, что человек задавал о тебе вопросы. Высокий человек.

Значит, скорее всего, Пейрол. Хотя, может, и Мэл: он тоже высокий.

— В очках, — добавила она.

— В очках? — Высокий и в очках — кто бы это? — В темных очках, может?

— Он не уточнил. Просто в очках.

— И что он хотел знать, этот человек?

Она покрутила головой.

— Кассир сказал только, что о тебе спрашивали, и все.

Странно. Очень странно. Я приняла решение.

— Франсуаза, ты не знаешь, где твоя мама?

— А в комнате её нет?

— Да, может быть, — сказала я, хотя знала, что нет, потому что уже стучала. — Мне надо с ней поговорить.

Но это пришлось отложить. У дяди Ксавьера на одиннадцать было назначено заседание праздничного комитета. Если я не возражаю, сказал он, я могу немного подождать, и после этого мы отправимся обедать. Я не возражала. По шкале ценностей обед с дядей Ксавьером был намного важнее таких побочных обстоятельств, как затягивающаяся сеть полиции или загадочное соучастие в моих преступлениях Tante Матильды, важнее даже некоего неизвестного, интересовавшегося мною в банке. Все это могло подождать. В этот последний день дядя Ксавьер имел приоритет. Мне хотелось, чтобы сегодня ему было хорошо. Я залезла в машину и вытянула ноги под приборной доской.

— Не передумала? — спросил он, закладывая такой крутой вираж прямо перед утесом, что я зажмурилась. — Твое намерение завтра уезжать все ещё в силе?

— Это необходимо, — сказала я.

Он покачал головой. Дорога шла под откос.

— Чего хотели полицейские? — спросил он.

— Разве Tante Матильда не объяснила? — полюбопытствовала я.

— Сказала, что тебе вернули паспорт.

— Ну да, — мне было интересно услышать её версию события — что она ему рассказала, о чем умолчала. — Вернули.

Его насмешила моя глупая непрактичность.

— Ну, хорошо, тогда объясни мне, каким образом ты собиралась добираться до Англии без паспорта?

— Ай, — беспечно бросила я, — заехала бы по пути да забрала его. Они мне просто время сэкономили.

— И чего им приспичило так спешить, — проворчал он. Впереди на дороге показался трактор. Дядя Ксавьер резко затормозил и придержал меня рукой, чтобы я не врезалась в стекло. По некоторым причинам я бы предпочла, чтобы он обе руки держал на руле. И отвернулась, глядя в окно, на скалы вдоль дороги, чтобы он не видел моего лица.

Городок был увешен флагами. Для них через улицы были протянуты веревки — от водосточных труб к балконам. Деревья украшала иллюминация. Пока дядя Ксавьер заседал, я наблюдала за рабочими, сооружавшими танцплощадку на площади (в сквере?). Электрик подсоединял усилитель к сети и проверял уровень звука. Начали прибывать машины с прикрепленными на крышах гоночными велосипедами. Когда дядя Ксавьер и остальные члены комитета покинули сумрачную комнатушку позади кафе, — там проходило их заседание с выпивкой и закусками, — обсуждение вопроса, где хранить фейерверки, приготовленные для праздника, было в самом разгаре. Дядя Ксавьер подхватил меня под локоть и потащил через площадь.