Книга Ковчег, страница 6 – Дэвид Мэйн

— Не ругаюсь. При отце.

* * *

На некотором удалении от берега раскинулся лабиринт улочек, застроенных глиняными мазанками. Есть и пара кирпичных домов. Некоторые дома в два этажа, и я задираю голову, разглядывая их. Под ногами грязь. Повсюду вереницы людей, мулов, повозок. Сушится белье. Снуют дети.

— Как ты здесь с ума не сошел?

— Привыкаешь, — отвечает он. Мы сворачиваем налево, в еще более узкий переулок, зажатый между двумя высокими глиняными харчевнями. — Смотри под ноги, а то в дерьмо вляпаешься.

— Уже вляпался.

На полпути мы видим, как белая бесхвостая кошка вспрыгивает на подоконник. Меня пробирает легкая дрожь дурного предчувствия.

* * *

Мы останавливаемся у дверного проема.

— Моя крепость, — говорит Хам и заводит меня внутрь.

В доме одна комната. Соломенный тюфяк у дальней стены, в углу сложены кухонные принадлежности. У единственного окна — маленький круглый столик и стулья. Бедно, но чисто. Стены побелены известкой, а пол посыпан свежим песком. Отец бы одобрил, мне тоже нравится.

— Мило, — произношу я и замираю.

— Илия, это мой брат Сим, — представляет меня Хам жене.

Я ее уже увидел. Они сидит на одном из стульев у окна, на нее снаружи льется свет. Знаки не врут.

* * *

Сначала она кажется мне очень старой. Потом я понимаю, что на ее лице нет морщин, а кожа упругая. Она кидает на меня спокойный взгляд:

— Мир тебе, брат. Добро пожаловать в наш дом.

— Мир тебе. Спасибо за гостеприимство.

— К чему эти церемонии? — восклицает Хам и хлопает меня по спине. — Давай садись. Любимая, налей нам вина, если есть. Сим, ты как будешь? С медом?

— Да, — говорю, — только разбавленное. Мне нужно много рассказать. Хочу, чтобы голова была ясной.

— В этом весь мой брат, — усмехается Хам. Илия улыбается ему в ответ. Мне плохо. У меня трясутся руки, я зажимаю их между коленей. Я не знаю, с чего начать. Абсолютно ясно, она одержима злым духом, может, она мертва или проклята. Неужели он не догадывается? Как такое возможно?

* * *

Через некоторое время мне удается овладеть собой. Вино помогает успокоиться, мед освежает. Женщина говорит мало, в основном то, что следует ожидать.

— Покушай фруктов, — предлагает она мне и ставит на стол фрукты необычного цвета и формы. Ее белые безжизненные пальцы, сжимающие край подноса, похожи на личинки. — Их привозят сюда со всего света.

— Спасибо, — бормочу в ответ. Смотреть ей в лицо мне не под силу, но по крайней мере желудок уже не бунтует.

— Какие новости ты принес из дома? — спрашивает Хам.

С трудом заставляю себя перейти к делу.

— Хам, нам надо вернуться домой. Немедленно.

— Да ну? Почему?

— Потому что… потому что надо, и все.

Я пытаюсь вспомнить наставления отца. Он вроде дал несколько советов.

— Он так хочет, — соскакивает с языка, — он при смерти.

— Врешь, — говорит Хам.

— Откуда ты знаешь? — вскидываюсь я.

— Забыл? Ты же сам мне сказал. — Брат улыбается, демонстрируя квадратные желтые зубы, и начинает чистить один из фруктов. — Я прямо спросил, не случилось ли чего, и ты ответил «нет». Тогда ты сказал правду. Не понимаю, почему хочешь обмануть меня сейчас.

Я вздыхаю.

— Ну, — продолжает Хам. — Может, все-таки расскажешь, что происходит на самом деле?

Я снова вздыхаю. Хаму никогда нельзя было отказать в уме.

* * *

После моих долгих объяснений Хам заявляет:

— Мы все равно собирались поехать домой. Просто отправимся в путь на несколько месяцев раньше.

— И останемся на несколько месяцев дольше, — тихо добавляет Илия и криво улыбается. Становятся видны ее зубы. Они острые и выдаются вперед.

— Если действительно случится потоп, — пожимает плечами Хам.

— А какие есть основания в этом сомневаться? — спрашиваю я.

* * *

Когда Хам принимает решение, он действует быстро. Ночь я провожу в доме, хотя, отрицать не буду, почти не сплю, ведь рядом она. На следующее утро Хам идет на работу — сказать, что уезжает. День проходит в покупках: приобретаем еду и мула для Илии и Хама. Хам останавливает выбор на сером одноухом муле. Он что, совсем ничего не понимает? Да и парень, что продает мула, шепелявит. К счастью, я успеваю вмешаться, и мы покупаем темно-серого мула с налитыми кровью глазами. «Лучше перестраховаться, чтобы потом не пожалеть», — говорю я.

* * *

У них есть осел. Он потащит мешки, которые в основном набиты инструментами Хама. Брат мне их показывает с несколько чрезмерной, на мой взгляд, гордостью. У них резные ручки и металлические лезвия. Таких инструментов я никогда не видел.

— Здорово. — Я пробую пальцем лезвие то ли тесла, то ли топора, то ли шила — не помню, как называется инструмент, который держу в руках.

— Осторожно, — предупреждает меня Хам. — Это обошлось мне в годичное жалованье.

Он кладет на спину осла катушку проволоки рыжего металла.

— Будем делать гвозди. Научим Яфета. А ты поможешь мне шкурить бревна.

Дома все инструменты из камня или дерева. Горшок матери и нож отца для оскопления скота — исключение.

— Где ты достаешь такие штуки?

— Преимущества жизни в портовой деревне, — ухмыляется Хам. Он подмигивает жене, наводящей на меня ужас, и добавляет: — Из-за моря привозят разные диковинки.

* * *

Выезжаем на закате. Летучие мыши уже покинули свои убежища, но первая звезда пока не взошла. Мы направляемся на восток по той же дороге, которой я ехал двумя днями ранее. За нашими спинами остается море. Рокот волн сменяется шепотом, а потом и вовсе наступает тишина.

Илия сидит за спиной Хама, обхватив его руками за пояс и опустив голову ему на плечо. Я все еще не смею смотреть на нее.

— На твоего отца часто находит такая блажь? — сонно спрашивает она.

Во мне все сжимается, но Хам лишь фыркает:

— Ты слышал, Сим?

— Слышал.

— У нашего отца, — объясняет он своей так называемой жене, — и впрямь особые отношения с Яхве. По-моему, в основном отец рассказывает Богу, что он сделал не так. Иногда Господь ему отвечает.

Илия улыбается.

— Он принимает это близко к сердцу, — продолжает Хам, — точно так же, как Сим.

Я молчу. Совсем стемнело, и я сосредотачиваюсь на дороге и знаках.

— Правда, Сим?