Онлайн книга «Бог Мелочей»
|
Софи-моль сказала, что нет. – «Буду я среди лугов»? – спросила Крошка-кочамма. Софи-моль сказала, что нет. – «Пить, как пчелы, сок цветов»? Софи-моль сказала, что нет. – В «Буре» Шекспира? – не унималась Крошка-кочамма. Все это, конечно, главным образом для того, чтобы предъявить Маргарет-кочамме свою визитную карточку. Чтобы отделить себя от Уборщиков. – Хвастается, – шепнул Представитель Э. Пелвис на ухо со-Представительнице М. Дрозофиле. Рахель-Представительница прыснула, запустив в жаркий воздух аэропорта зелено-голубой (цвета джекфрутовой мухи) пузырь смеха. «Пфффт!» – такой был звук. Крошка-кочамма все видела и отметила про себя, что зачинщиком был Эста. – Переходим к Наиважнейшим Персонам, – объявил Чакко (по-прежнему Читающим Вслух голосом). – Мой племянник Эстаппен. – Наш Элвис Пресли, – сказала в отместку Крошка-кочамма. – Мы тут, боюсь, немного отстали от времени – Все посмотрели на Эсту и засмеялись. Злость поползла вверх от подошв бежевых остроносых туфель Эсты-Представителя, обволокла его сердце и там остановилась. – Здравствуй, Эстаппен, – сказала Маргарет-кочамма. – How do you do? – Спасибохорошо, – сумрачно ответил Эста. – Эста, – сказала Амму ласково, – когда с тобой здороваются и говорят: «How do you do?», ты должен в ответ повторить: «How do you do?» He «Спасибо, хорошо». Ну-ка давай, скажи: «How do you do?» Эста-Представитель смотрел на Амму. – Мы тебя слушаем, – сказала Амму. – «How do you do?» В сонных глазах Эсты было упрямство. Амму сказала на малаялам: – Ты слышал, что тебе сказано? Эста-Представитель чувствовал взгляд голубо-серо-голубых глаз и видел нос Королевского Энтомолога. Он не мог найти в себе никакого «How do you do?». – Эстаппен! – сказала Амму. Злость поползла по ней вверх, обволокла ее сердце и там остановилась. Злость, куда более Злая, чем ей следовало быть. Амму унижало это прилюдное неповиновение в зоне ее юрисдикции. Она-то рассчитывала, что все пройдет гладко. Что ее дети не ударят в грязь лицом в Индо-Британском Конкурсе Поведения. Чакко сказал Амму на малаялам: – Прошу тебя. Потом. Не сейчас. Злыми, не отпускающими Эсту глазами Амму сказала: – Ладно. Потом. И это ее Потом стало ужасным, грозным, гусино-пупырышным словом. Потт. Томм. Как глухой глубокий колокол в замшелом колодце. Подрагивающие, мохнатые звуки. Похожие на лапки ночной бабочки. Спектакль не удался. Как не удаются соленья в муссонную сырость. – И моя племянница, – сказал Чакко. – Рахель, где ты там? Он оглянулся и не увидел ее. Рахель-Представительница, не способная совладать с качелями перемен в своей жизни, завернулась, как сосиска, в грязную занавеску зала ожидания и не хотела разворачиваться. Маленькая сосиска в сандалиях «бата». – Не смотрите на нее, – сказала Амму. – Она просто пытается привлечь внимание. Амму тоже ошиблась. Рахели всего-навсего хотелось не привлекать внимания, которого она заслуживала. – Здравствуй, Рахель, – сказала Маргарет-кочамма грязной занавеске. – How do you do? – промямлила занавеска в ответ. – Может быть, выйдешь, дашь взглянуть на себя? – сказала Маргарет-кочамма добреньким голоском учительницы (похожим на голос мисс Миттен до того, как она увидела в их глазах лик сатаны). Рахель-Представительница все никак не выпутывалась из занавески, потому что не могла. А не могла потому, что не могла, и дело с концом. Потому, что Все Пошло Не Так. И скоро для них с Эстой настанет Потт Томм. С его мохнатыми ночными бабочками и холодными мотыльками. С его глухими глубокими колоколами. С его мшистой тьмой. Где живет Сипуха. Грязная занавеска зала ожидания дарила великий покой и защиту. – Не смотрите на нее, – сказала Амму и улыбнулась натянутой неулыбчатой улыбкой. На уме у Рахели были сплошь жернова с голубо-серо-голубыми глазами. Амму любит ее еще меньше теперь. А что касается Чакко, у него уже явно Дошло До Дела. – А вот и багаж! – бодро сказал Чакко. Довольный возможностью уйти. – Пошли, Софи родненькая, принесем ваши чемоданы. Софи родненькая. Эста смотрел, как они идут вдоль заграждения и как толпа перед ними раздается в стороны, устрашенная костюмом Чакко, его съехавшим набок галстуком и его переполненным видом. Из-за своего живота Чакко всегда ходил так, словно в гору поднимался. Оптимистически одолевал крутые, скользкие житейские склоны. Он шел по одну сторону заграждения, Маргарет-кочамма и Софи-моль – по другую. Софи родненькая. Сидящий Человек в фуражке и погонах, также устрашенный костюмом Чакко и его съехавшим набок галстуком, пустил его в багажную секцию. Когда между ними уже не осталось заграждения, Чакко поцеловал Маргарет-кочамму, а потом поднял в воздух Софи-моль. – Когда я это сделал в последний раз, я получил в награду мокрую рубашку, – со смехом сказал Чакко. Он тискал ее, и тискал, и тискал. Он целовал ее голубо-серо-голубые глаза, ее нос энтомолога, ее каштановые волосы под шляпкой. Наконец Софи-моль сказала ему: – Эммм… можно тебя попросить? Ты меня не опустишь? А то… эммм… я как-то не привыкла. И Чакко опустил ее. Эста-Представитель видел (упрямыми глазами), что костюм Чакко вдруг стал свободней, не такой переполненный. А здесь, у окна с грязной занавеской, пока Чакко забирал багаж, Потт Томм превратилось в Сейчас. Эста видел, как шейная бородавка Крошки-кочаммы облизнулась и бурно запульсировала, предвкушая поживу. Раз – дваа, раз – дваа. Она меняла окраску, как хамелеон: раз – зелень, раз – черная синь, раз – горчичная желть. Будем из чашек Кушать близняшек. – Так, – сказала Амму. – Вы меня довели. Что один, что другая. А ну вылезай, Рахель! Завернутая в занавеску, Рахель закрыла глаза, и ей примечталась зеленая река, глубоководные тихоплавающие рыбы и прозрачные крылышки стрекоз (которые могут смотреть назад) на ярком солнце. Ей примечталась самая счастливая в ее жизни удочка, которую сделал Велютта. Желтое бамбуковое удилище и поплавок, нырявший всякий раз, как глупая рыба проявляла любопытство. Рахели примечтался Велютта, и она захотела, чтобы он был сейчас здесь. Потом Эста развернул ее. На нее глазели цементные кенгуру. |