Онлайн книга «Изменники родины»
|
— А дело такое, что надо с глазу на глаз!.. Так что ты, дорогуша, — обратилась Щеминчиха к Зине. — Не обижайся на меня, а куда-нибудь пойди, пока не стемнело, а я с сынком побеседую… Да смотри: никому ни слова, что я тут!.. Зина покорно ушла. Антонина Петровна села напротив сына и долго смотрела на него внимательным, чуть насмешливым взглядом. — Ну, чего ты уставилась? — вспылил Виктор. — И Зинку зачем-то выгнала… Говори, чего пришла? — Ох, горе ты мое! — вздохнула мать. — Так вот слушай: ты тут в полицаях служишь, а я тем временем в лесу, в партизанском отряде работаю; хоть поварихой, да у партизан! И сестра твоя Надя в партизанском госпитале работает… — Чего вас к ним черт понес? — Дурак ты, дурак! Дубина!.. Не знаешь ты что ли, что немцев везде бьют?… И под Москвой побили, и под Сталинградом… Русские уже Вязьму взяли… — Это я знаю… У нас из Вязьмы есть беженцы… — Беженцы, беженцы! — передразнила его Антонина Петровна. — Дурья твоя голова!.. Что же ты дальше делать собираешься? Липню русские возьмут — а тебя, дурака, куда? Ты же полицай, да не какой-нибудь завалящий, а с карателями ездил, с жандармами, да говорят люди, что ты наших расстреливал?… — Ну, и расстреливал!.. Виктор сидел хмурый и злой. — Ну, расстреливал! — повторил он. — Ты же сама, когда в первую зиму приходила, говорила, что я хорошо сделал, что в полицаи устроился… — Да когда это было?!.. Ты соображаешь или нет? Тогда же, в первый-то год, немцы наших били, мы и думали, что, может, они и насовсем останутся… А теперь по всему видать, что их скоро попрут к чертовой бабушке!.. И ты со своим полицайством останешься на бобах!.. Глядеть надо!.. У кого сила — того и держаться!.. Я же потому к тебе и пришла, еле отпросилась у нашего капитана… Спасти тебя хочу, пока время есть!.. — Это еще как «спасти»? Антонина Петровна встала, выглянула в сени, нет ли там лишних ушей, и снова подошла к сыну. — Идем в лес! — проговорила она, понизив голос. — Я тебя проведу и все устрою!.. — Это к партизанам твоим идти? Они же меня на первую же осину вздернут… — Не вздернут!.. Я договорилась!.. Я со всеми командирами знакома… Ты небось тут все про немцев знаешь… — Ну, знаю… — А нашим сведения нужны позарез!.. Ты перейдешь к нашим, сообщишь сведения… А когда красные придут, ты уже будешь в партизанском отряде… А что ты в полицаях был, как-нибудь замажем… Когда, часа через два, уже в темноте, вернулась Зина, дверь была раскрыта настежь, и дом был пуст. * * * В двери дома, где жил столяровский комендант, послышался осторожный стук. — Заходите! — крикнула Маруся. Вошел пожилой мужик маленького роста, в лаптях и заплатанном пиджаке. — Здравствуйте! — проговорил он, нерешительно переступая с ноги на ногу и стаскивая с головы линялую кепку. — Здравствуйте! Коменданта нет! — Да мне не коменданта!.. Мне переводчицу тутошнюю надобе… Марусей звать… — Ну, это я! В чем дело? Мужик посмотрел на нее тусклым, недоверчивым взглядом, будто сомневаясь, что ее могут звать Марусей, откашлялся и полез во внутренний карман своего пиджака; там он оторвал зубами какую-то нитку, отпорол подкладку; все это он делал так медленно, что Маруся начала терять терпение. — Ну, что там у тебя, дядька?… Давай сюда!.. Что ты копаешься? — Письмо тебе!.. И он подал небольшой лоскуток бумаги, сложенный чветверо и сшитый суровой ниткой. Пока Маруся искала ножик, чтобы разрезать эту нитку, медлительный и неповоротливый посланец вдруг, с молниеносной быстротой исчез, как сквозь землю провалился. Маруся распечатала, наконец, письмо, взглянула и вздрогнула. «Маковой Марии. Люди говорят про тебя, что ты продалась фашистам, работаешь у них переводчицей, помогаешь врагам нашей советской родины, предаешь наших людей. Еще говорят, что ты живешь с немецким комендантом, как — следовало непечатное слово. Но я всему этому не верю, я считаю, что ты по-прежнему наш советский человек и комсомолка! Мы, партизаны, народные мстители, записали тебя в список тех, кто должен быть казнен, как изменник родины. Даем тебе срок до четверга; убей своего чертова гитлеровца и скройся в лесу, а когда мы придем в Столярово, присоединишься к нам, и тебе все прошлое будет прощено. Если же ты не убьешь его, мы сами его укокошим, и тебя с ним вместе. Так докажи, Маруся, что ты не сволочь немецкая! Твой бывший друг Андрей Новиков.» Долго неподвижно сидела Маруся над этим письмом; ее душила жестокая обида: курносый Андрюшка, влюбленный в нее по уши Андрюшка, над которым она смеялась, с которым играла — этот самый Андрюшка осмелился ей написать такое письмо!.. И эта обида заслонила собой мысль об опасности. Но вскоре она сообразила, что письмо Андрея было не только оскорблением — это было предупреждение… Ей ставили ультиматум, давали срок до четверга, а сегодня был понедельник!.. — Интересно! — подумала она. — Сообщил ли Андрюшка своему партизанскому начальству, что он послал немецкой переводчице такое письмо? Хлопнула входная дверь, и послушался голос Эрвина, напевавшего свою излюбленную песню: — «Штрана мойя, Москва мойя, ти самайя льюбимайя!» Маруся торопливо спрятала письмо и сама рассмеялась над своей поспешностью: Эрвин-то читать по-русски не умеет!.. Весь день Маруся не находила себе места. — До четверга!.. Срок до четверга!.. А что они сделают в четверг? — Нападут на Столярово?… Это сделать легче легкого: во всей деревне нет ни одного немецкого солдата, даже ни одного полицая… Беззаботный Эрвин держит себя так, будто он не в двух шагах от Вороньего Мха, а у себя на ферме в Германии. Днем он пропадает на полях, волнуется из-за какого-то сорняка, самолично хватается то за трактор, то за плуг, то за навозные вилы, болтает со столяровскими девками на своем неподражаемом русском языке, какого и нарочно не придумаешь, смеется, шутит, поет советские песни, отчаянно перевирая слова… А когда зайдет солнце, тогда он забывает все: Россию и Германию, отдаленный артиллерийский гул войны и лебеду на льняном поле — он помнит и знает только ее одну… «Мария», «Марусья», веселая, кудрявая, русская девушка, околдовавшая сердце молодого офицера германского вермахта!.. Как легко было бы ей выполнить партизанский ультиматум! Легко было бы и убить, и обезоружить, и связать его, и выдать кому угодно!.. — он верил каждому ее слову, каждому взгляду!.. Оо любил ее!.. Несколько раз Маруся хотела рассказать все Эрвину и предупредить его, но… Всего неделю тому назад в Столярово пригнали под конвоем огромную толпу крестьян с детьми, вещами и скотом; их разместили на ночлег в столяровских сараях. |