
Онлайн книга «Рэй Брэдбери. Голливудская трилогия в одном томе»
— То, что велела Фанни, — ответил я, едва шевеля онемевшими губами. — Если что случится, посмотреть в холодильнике. Ледяной могильный ветерок обвевал мои щеки. — Вот я и смотрю. * * * Конечно, в холодильнике ничего не было. Вернее, там было слишком много всего. Желе, джемы, самые разные майонезы, соусы для салатов, маринованные огурцы, острые перцы, сдобные ватрушки, булочки, булки, масло, холодная вырезка — словом, настоящий арктический гастроном. При виде этого становилось понятно, как планомерно и упорно создавалась невероятная толщина Фанни. Я глядел, напрягая зрение, пытаясь обнаружить то, что имела в виду Фанни. «Боже мой! — думал я. — Но что? Что я должен искать? Может, что-то скрыто в одной из этих банок?» Я с трудом сдержался, чтобы не вывернуть все джемы и желе на пол. Но вовремя отдернул руку. Нету здесь ничего. А если есть, то найти это я не могу. У меня вырвался жуткий глухой стон, и я захлопнул дверцу. Диск, с которого исчезла «Тоска», отчаялся и перестал крутиться. «Надо, чтобы кто-нибудь вызвал полицию, — подумал я. — Но кто?» Констанция снова выскочила на балкон. Значит, я. * * * К трем часам ночи все было закончено. Приехала полиция, всех опросила, записала фамилии, многоквартирный дом был поднят на ноги, словно в подвале обнаружился пожар, и когда я вышел на улицу, то машина из морга еще стояла у входа, а служители прикидывали, как им вытащить Фанни из комнаты, снести вниз по лестнице и увезти. Я надеялся, что они не додумаются использовать ящик от рояля в переулке, насчет которого шутила Фанни. Они и не додумались. Но Фанни пришлось пролежать в комнате до рассвета — утром пригнали машину побольше и носилки поосновательней. Ужасно тяжело было оставлять ее там одну на ночь. Но полиция не разрешила мне побыть с ней, ведь в конце концов случай был самый обычный — естественная смерть. Пока я спускался по лестнице, минуя этаж за этажом, двери одна за другой закрывались, гас свет, и я вспомнил вечера в конце войны, когда последние из пляшущих конгу, выбившись из сил, расходились по своим комнатам или разбредались по улицам, а я в одиночку поднимался на Банкер Хилл, а потом спускался к вокзалу, откуда меня уносил домой грохочущий трамвай. Выйдя на улицу, я увидел, что Констанция Реттиген свернулась на заднем сиденье своего лимузина и тихо лежит, глядя в никуда. Услышав, что я открываю заднюю дверцу, она сказала: — Садись за руль. Я уселся на переднее сиденье. — Отвези меня домой, — тихо попросила Констанция. Несколько минут я набирался храбрости, но в конце концов признался: — Не могу. — Почему? — Не умею водить машину. — Что? — Никогда этому не учился. К чему мне? — Язык, тяжелый как свинец, с трудом меня слушался. — Разве писатели могут позволить себе иметь машину? — Господи помилуй! — Констанция ухитрилась выпрямиться и вылезла из машины. Она двигалась неуклюже, как с похмелья. Медленно, ничего не видя, покачиваясь, обошла лимузин и махнула мне: — Подвинься! Кое-как она завела машину. На этот раз мы ехали со скоростью десять миль в час, как будто нас окружал густой туман, в котором и на десять шагов уже ничего не видно. Мы доехали до гостиницы «Амбассадор». Констанция повернула ко входу, и мы остановились, как раз когда расходились последние участники субботней вечеринки в смешных шляпах, с воздушными шариками в руках. В «Кокосовой роще» над нами гасли огни. Я видел, как, подхватив инструменты, спешат домой музыканты. Констанцию знали все. Мы расписались в книге, и нам отвели бунгало в нескольких минутах ходьбы от гостиницы. Багажа у нас не было, но это, по-видимому, никого не волновало. Посыльный, провожавший нас в бунгало, смотрел на Констанцию так, будто считал, что ее нужно нести на руках. Когда мы вошли в комнату, Констанция спросила его: — Как насчет того, чтобы за пятьдесят долларов найти ключ и отпереть бассейн, который за гостиницей? Мы хотели бы поплавать. — Ключ-то, если хорошенько постараться, найти можно, — сказал посыльный. — Но купаться среди ночи… — Я всегда купаюсь в это время, — объяснила Констанция. Через пять минут в бассейне вспыхнули огни, и я, усевшись там, наблюдал, как Констанция ныряет и плавает: она сделала двадцать кругов, иногда проплывая под водой, из одного конца бассейна в другой, даже не высовываясь, чтобы набрать воздуха. Раскрасневшаяся, она вылезла через десять минут, и я закутал ее в большое полотенце и не разомкнул руки. — Когда же вы будете плакать? — решился спросить я. — Черт возьми! Этим я сейчас и занималась, — ответила она. — Если под боком нет океана, сойдет и бассейн. Если нет бассейна, включи душ. Тогда можешь кричать, выть и рыдать сколько тебе влезет, и никто об этом не узнает, никто не услышит. Когда-нибудь этим пользовался? — Никогда. — Я с благоговением посмотрел на нее. В четыре утра Констанция застала меня в ванной, я стоял и смотрел на душ. — Давай! — ласково сказала она. — Запусти его! Попробуй! Я встал под душ и пустил воду, открыв кран до предела. * * * В одиннадцать утра, возвращаясь, мы проехали через Венецию, поглядели на каналы, затянутые тонкой зеленой ряской, миновали полуразрушенный пирс, понаблюдали, как взмывают вверх, в туман, чайки. Солнце так и не вышло, а прибой был чуть слышен, словно приглушенный гул черных барабанов. — К черту все это! — выдохнула Констанция. — Бросай монету! Орел — едем на север, в Санта-Барбару, решка — на юг, в Тихуану. — Нет у меня даже мелочи, — ответил я. — Господи! — Констанция порылась в кошельке, вынула монету в двадцать пять центов и подбросила в воздух. — Решка. К полудню мы приехали в Лагуну, благо дорожный патруль нас почему-то не задержал. Мы сидели в открытом кафе, расположенном на скале над берегом, и пили двойной коктейль «Маргарита». — Ты видел фильм «Сейчас, путешественник!»? — Десять раз, — ответил я. — Так в этом фильме, в первой части, здесь завтракали влюбленные Бетт Дэвис [130] и Пол Хендрид [131] . Они сидели там, где мы сейчас сидим. В начале сороковых тут всегда шли натурные съемки. Стул, на котором ты сидишь, до сих пор хранит отпечаток задницы Хендрида. В три мы были в Сан-Диего и ровно в четыре остановились перед ареной, где происходили бои быков. — Ну как, выдержишь? — спросила Констанция. |