Книга Записки гайдзина, страница 42 – Вадим Смоленский

— Ну… — замялся Короедов. — В общем, да… В том смысле, что она поет на русском языке. Хотя, в принципе, может и на других. На английском может. Сможет и на японском, если очень понадобится. Мы ее научим.

— Понятно, — кивнул начальник.

— Дело вот в чем. Нас, русских людей, несколько смущает известный перекос культурного обмена в сторону чего-то такого, знаете, старинного… Ну вот, скажем, песни, которые пелись сто лет назад… Это интересно, конечно, — но это лишь одна сторона. А ведь публику должно волновать, что поется сегодня, не правда ли?

— М-м-м-м, — неопределенно помычал начальник.

— Эта певица очень популярна. Лучше ее вообще никого нет. Мы вам кое-что принесли, чтобы вы имели представление. Вот компакт-диск. Записан в Америке. Будет время, послушайте. Вот еще кассета…

— Как зовут певицу?

— Лайма Вайкуле. «Ра-и-ма Ва-и-ку-рэ».

Начальник наклонил голову набок и созерцал им же нацарапанные крючки.

— На русское имя непохоже.

— О, да вы хорошо разбираетесь! — поспешил польстить ему Короедов. — Дело в том, что она не совсем русская. Вообще говоря, она из Латвии. Но все русские люди считают ее своей.

Я важно покивал для пущей достоверности.

— Хорошо, — сказал начальник. — А чего вы, собственно, хотите?

— Мы хотим, чтобы она посетила Японию. И дала здесь несколько концертов.

Начальник кивнул. Короедов приободрился.

— Вы знаете, она уже один раз была в Японии. В девяностом году. Причем спела только одну песню на телевизионном шоу. Потом сказала в интервью, что горячо полюбила эту страну. Я уверен, она хочет приехать еще раз.

— М-м-м-м…

— Вы нас не поймите превратно. Заниматься всем этим будем мы. Выходить на ее менеджера, подключать спонсоров, заказывать рекламу, бронировать билеты, гостиницы, залы… От вас требуется только одно — официальное приглашение.

— Э-э-э-э-э…

— Ведь мы частные лица, к тому же иностранцы. Чтобы дали бизнес-визу, необходимо приглашение от организации. Вы столько лет уже приглашаете русских артистов — кого еще просить, как не вас?

— М-м-м-м…

— Конечно, один концерт можно будет дать здесь. У вас замечательный зал, много посетителей, налаженная реклама. Люди придут, вы не пожалеете, будет прибыль… А сейчас — только одну бумажечку. Дальше мы сами все завертим.

Короедов умолк и ждал ответа. Начальник положил перед собой чистый лист.

— Итак, — сказал он, — вы хотите, чтобы мы оформили приглашение для (он нагнулся над своими крючками) Райма Вайкурэ-сан. Так?

— Совершенно верно. Нас интересует ваше принципиальное согласие или несогласие. Если вы согласны, то мы выходим на контакт с ее менеджером и договариваемся о сроках.

Начальник кивнул и что-то начирикал на своем листе.

— Хорошо, — сказал он. — Я свяжусь с вышестоящими инстанциями.

— А сами вы не можете это решить? — разочаровано спросил Короедов.

— Приглашение — слишком серьезный вопрос. Много всего нужно взвесить и обсудить. Позвоните через неделю.

— Договорились, — сказал Короедов со вздохом.

На улице он повеселел и радостно хлопнул меня по спине.

— Ничего-ничего! Все на мази… Я считаю, мы подали себя очень грамотно. Тут ведь самое главное — подать себя. Чтобы было понятно: за дело берутся серьезные люди, а не какие-нибудь козлы. Разговаривать надо хорошим японским языком, вежливо, не употребляя слов-паразитов… Ты на него пивным духом не дышал?

— Не, я в сторону…

— Правильно. А что не сразу, так это мы подождем. Ихний порядок тоже надо уважать, я так мыслю.

Берлогин сидел на лавочке с Вяколайненом и рассказывал ему о своей жизни.

— А за медь, — говорил он, — я даже сидел один раз в таиландской тюрьме. Народу там повидал всякого… Вот скажи, Миша, ты когда-нибудь видел живого трансвестита?

— Не… — простодушно мотал головой Вяколайнен. — Трансвестита не видел.

— А я с ним водку пил!

— Иди ты! — удивлялся Вяколайнен.

— Ей-богу, пил! — и Берлогин гордо выпячивал грудь. — Водку с живым трансвеститом!

На сцене опять плясали девки в кокошниках. Готовясь к очередному выходу, Вяколайнен стал прилаживать на голову папаху.

— Деловая программа закончена, — объявил Короедов. — Более-менее успешно. Можно поворачивать оглобли.

— Погоди ты! — возмутился Берлогин. — Только пришли, деньги заплатили… Давай уж посмотрим чего-нибудь. Чего тут еще есть?

— Музей есть, — бросил Вяколайнен, уходя к сцене. — Очень смешной музей.

— Пошли тогда в музей, — сказал Берлогин. — Там прохладней хотя бы…

Этнографический музей встретил нас стендом с русскими народными инструментами. На нем присутствовали: лопата, коса, борона, мотыга, топор, колун, грабли и вилы. Все грязное и ржавое. Осмотрев экспозицию, мы перешли к следующему стенду — с различными лаптями, валенками, картузами, поддевками и плисовыми шароварами. Далее демонстрировались балалайки, домры, гусли, баяны, гармошки и жалейки.

— Ну, — спросил Короедов, — интересно, да?

Берлогин посмотрел на него как-то странно. По его небритой щеке стекла струйка пота. Прохлады в музее не было. Скорее, наоборот.

Следующий экспонат занимал отдельный стол и представлял собой большой трехведерный самовар. Он был пузат и внушителен. В его начищенных зеркальных боках отражались топоры и балалайки. Но заинтересовал меня не сам самовар, а стоявшая под ним табличка. Белая табличка с черной надписью. Сверху слоговая азбука: са-мо-ва-ру. Ниже, в скобках — три иероглифа.

Ах, что это были за иероглифы! Праздник для мнемониста.

Располагавшийся справа походил на структурную схему какого-то хитрого агрегата — подобных схем я много зарисовал в студенческие годы на лекциях по компьютерной архитектуре. Четыре квадратика, «черных ящика» — два сверху, два снизу — и между ними шина обмена данными, горизонтальная линия с ответвлениями. Древний китайский каллиграф гениально предугадал появление кибернетики. «Устройство», «прибор» — так трактовался сей знак.

«Сапоги мои того, пропускают аш-два-о» — провозглашал иероглиф в центре. Мнемоническое двустишие для юных химиков тоже было предвосхищено в древнем Китае. Тощий и длинный сапог со вздернутым носком погружался в толщу H2O — ее уровень обозначался слева от сапога горизонтальной линией, переходящей в изящный диагональный штрих; справа же из сапога выливалась через дырку переполнявшая его H2O, унося с собою роковой гвоздь, причину беды. Те, кто еще не забыл уроки химии, помнят, что такое H2O. «Вода» — таков был смысл этого знака.

И, наконец, левый — самый первый, если читать по порядку. Две льдинки плюс комбинация «приказ». Впрочем, приказ здесь был ни при чем, он только подсказывал чтение; а весь смысл заключался в маленьких штрихах-льдинках сбоку от приказа. «Холод» — вот каков был скрытый в них намек, и вот каково было значение всего иероглифа.