
Онлайн книга «Большая рождественская книга романов о любви для девочек»
Меня поражает то, что он совершенно открыто и не стесняясь делает все ради выгоды. Готов на все, лишь бы ему было хорошо. Чтобы заманить меня на интервью, а теперь и в рекламу, он готов даже называть меня Катюшей, открывать передо мной двери кафе и пододвигать стулья. Но ласковые слова – это одно, а поступки – совершенно другое. Он узнал, что меня «попросили» из больницы, сделал расстроенное лицо… и все. У него даже не возникло мысли как-то исправить поступки. Он узнал о моей ситуации и тут же про это забыл, продолжая уговаривать прийти на фотосессию. Вот это мне и было противно. Если раньше я не хотела сниматься из-за его хамства: «Да что она скажет! Она согласна! Со мной хотят фотографироваться все!», теперь добавилось еще и то, что он даже не думает что-то исправить. Только желание добиться фотосессии. Пока я размышляла, Стас продолжал вопросительно на меня смотреть. – Мстишь? – Нет, зачем… – наконец отозвалась я. – Просто… как тебе объяснить… Как-то все это не так… – А что мне сделать, чтобы было так? Что мне сделать, чтобы все было правильно? – Спроси у своей совести. Она подскажет. Полянский задумчиво молчал. – Понятно… Значит, не хочешь сниматься… – его плечи опустились. Он медленно развернулся, открыл дверь и вышел за порог. В дом ворвался ледяной поток воздуха. Парень побрел к калитке. «Снова он про съемки… – печально подумала я. – Он полностью сконцентрирован на себе. А нужно смотреть немного шире – и замечать кого-то, кроме себя и своих желаний…» Я смотрела в его широкую спину с поникшими накачанными плечами, и вдруг мне стало так его жаль! Может, все-таки помочь? Потерпеть и сфотографироваться? Да, он еще не понял, что нужно исправлять свои ошибки, но, может, когда увидит, что я пойду ему навстречу и помогу, в его душе что-то дрогнет?.. Только что я подумала, что нужно смотреть не только на себя, но и на других. Так вот, может именно мне первой реализовать эту мысль? Может, мне посмотреть на одноклассника и пойти ему навстречу? Может, когда он увидит мой шаг, это заставит его задуматься и понять, что я прониклась его желаниями и проблемами, и тогда, осознав, тоже начнет обращать внимание не только на себя?.. – Стас, подожди! – воскликнула я, но внезапно с грохотом хлопнула калитка, во двор забежал Димка и истошно закричал: – Катя! Максим упал! У меня в глазах потемнело. При слове «упал» мгновенно вспыхнуло воспоминание: жаркое лето, мы с мамой режем окрошку, звонит папин сотрудник, мама его слушает и потрясенно говорит: «Папа упал». И вот снова – Максим упал! Закружилась голова. Я схватилась за дверную ручку, чтобы устоять. – Катя! – испуганно воскликнул Стас. Дима разревелся. – Где Максим?! Где?! – В яме! – закричал мальчик. – В яме?! – я чуть не поседела. – Я же сказала туда не ходить! Я же сказала!! И рванула в дом, схватила с вешалки малиновую куртку, из которой торчал синтепон, шмыгнула в фиолетовые галоши и сломя голову помчалась туда. Сразу же стало понятно, в какую именно яму упал Максим. Я уже упоминала, что неподалеку находится заброшенный котлован с наваленной горой земли, и дети любят там кататься. Стоило мне остаться дома и разрешить брату гулять самому, как он тут же пошел к запретной зоне. Я прибежала к котловану и увидела его – мой малыш стоял на дне и плакал. Но самое главное, что он жив. Правда, сильно испуган. Возле него валялись санки. К яме подоспел Стас. – Максим! Ты цел? – крикнула я. – Не зна-аю! – разревелся брат. – Я съезжал с горки, санки свернули не туда, и я упа-а-ал. Мне стра-ашно! – Я же говорила не кататься здесь! – Я больше не бу-уду! Ка-атя! Ну зачем я сюда прише-ел! – Вот теперь сам убедился, что надо меня слушать! – А э-это кто-о? – прохныкал Максим. – Дядя, – кратко ответила я. – Дядя! Вытащи меня! Пожалуйста! Полянский задумался. Котлован был высотой больше двух метров, так просто оттуда не вылезешь. Хорошо, что на дне были высокие сугробы, которые смягчили падение. Зимой всегда темнеет мгновенно, и сейчас тоже резко спустились сумерки. – Мне страшно! – прокричал он. – Катя! Дядя! Вытащите меня! Брат сел на сугроб и раскатисто разрыдался. – У вас лестница есть? – спросил Стас. – Возле сарая. Только там снега много, не пройти. – А лопата есть? – Есть. – Тогда пошли! – Максим испугается! Его нельзя оставлять одного! Проблема решилась сама собой. Я увидела перепуганную бабушку и Димку, которые спешили к яме. Бабушка осторожно опиралась на палочку, стараясь, чтобы трость не скользнула на льду. – Ба, все нормально, он целый! – крикнула я. – Господи, спасибо! – облегченно вздохнула она и перекрестилась. – Мы пойдем за лестницей, а вы побудьте с ним, – я дала указания и, оставив «группу поддержки» у котлована, вместе со Стасом вернулась во двор. Как уже говорила, у нас было прочищено только за двором и площадка во дворе, а в огороде не чистили. Но сарай располагался именно в огороде, причем в самом-самом конце. Чтобы пройти, нужно было пробраться сквозь огромные сугробы с человеческий рост, которые навалило за зиму. Именно в этот сарай два года назад я шла за картошкой для окрошки, которую папа так и не попробовал. – Вон сарай, а к нему прислонена лестница, – указала я. – Она хорошая, но железная, очень тяжелая, мы обычно таскаем ее вдвоем. – Почему? – Ну а кому это делать? У нас только мама, бабушка, я да брат. Папы не стало два года назад. – Да, слышал… – смутился Стас. Я взяла снеговую лопату, которая стояла у входа в дом, и начала прочищать дорожку сквозь огород. Работы тут до ночи. Но Стас, увидев, что я устала после первого же маха, решительно выхватил ее и принялся резво чистить снег. – Я же в качалку хожу! Не успела опомниться, как за две минуты он прочистил гигантские сугробы, которые я чистила бы пару часов, легко подхватил тяжеленную железную лестницу и направился на улицу. Я растерянно семенила за ним. Полянский опустил лестницу в яму и задумчиво посмотрел вниз: – Хм, коротковата. От ее верха до края ямы почти метр. Я слезу, подсажу Максима, а потом вылезу сам. |