Онлайн книга «Хроника любовных происшествий»
|
– Это зависит от тебя. Могу прийти завтра, или через месяц, или через год. Только не пугайся, я приду ночью. Хочешь? – Переутомился от экзаменов, – заметил стоявший в сторонке пан Хенрик. Но Грета улыбнулась, превозмогая упрямую дрожь в уголках рта. – Разумеется. Я буду ждать каждую ночь. Заметано. Витек взял ее руку, поднес к губам. – Не так. Горе ты мое. Грета порывисто обняла его, неловко поцеловала, словно осуществляя слишком давно задуманное. – Расцвела она по весне, – прокомментировал техник-дорожник, нелегко удерживая равновесие. – Жаль, что уезжает. Из ошалевшей, разбухшей от соков зелени выполз поезд дальнего следования. Он гасил скорость, поскольку подкатывал к станции с невидимого возвышения. И таращил на ожидающих, как слепой зверь, замалеванные голубой краской фонари. – Она ведь тоже собрала вещички, – негромко промолвил Лева. – Кто? – Та, другая. Денщик все утро грузил чемоданы в машину. Подъезжал поезд, толкая перед собой нагроможденье облаков пара, перевитых струйками дыма. Оторвавшиеся белые клочья сносило на луг, за шпалеру елочек, где они потерянно блуждали среди разомлевших кустов можжевельника. – Когда она уезжает? – спросил Витек. – Сегодня ночью. Наленчи удирают в Краков или, скорее, во Львов. – А как ваш императорский клад? – Сейчас нет смысла откапывать. Откопаем после войны. Поезд останавливался, скрипя тормозами. – Mein Gott! Мой Бог! – Старый Баум бегал вдоль вагона с закрашенными голубыми окнами. – Du bist verrückt, Schwänschen. Ты сошла с ума, лебедушка. – Да ладно! Да ладно! – приговаривала Грета, размазывая слезы ослепительно белой рукой. – Быстрее тащите чемоданы, а то останетесь! – крикнула Олимпия. – Господи, какие тяжелые, – стонал пан Хенрик. – Что они там вывозят? – Дурные предчувствия и пять пудов страха. Грета, помни об Олимпии, которая всегда тебе сочувствовала. Пришли мне цветную открытку. Я очень люблю получать послания. – Да ладно, – шепнула Грета уже в дверях вагона с затемненными окнами. – Как недавно был май, и мы счастливы были и так нежно любили. Кто вернет эти дни – уж промчались они. Ах, волк тебя заешь, я надорвался из-за этих проклятых чемоданов. Гуд бай, до свидания! – прокричал пан Хенрик. – Возвращайся скорее, детка. Мы будем тебя тут ждать. – После войны найдем тебе настоящего кавалера. – Иди ты, не каркай, – захлюпала носом Цецилия. – Кому нужна война? Не будет никакой войны. Постращают, постращают, и как-нибудь уладится. Возвращайся к нам, беленький цыпленочек. – Будь что будет, – разревелась Грета. Поезд сдал назад. И тут Витек вдруг нырнул в терпкий пар, клубившийся перед локомотивом. – Спятил! Держите его! Влажный дым защипал глаза. Красные буфера преградили дорогу. Витек разминулся с ними в последнее мгновение, и вот он уже по ту сторону полотна. Огромные колеса с диким гоготом буксовали у него за спиной. – Успел, – шепнул он. – Добрая примета. Только к чему мне добрая примета? Пусть будет – для них. Для тех, кто останется. Витек сбежал вниз, к шпалере ровно подстриженных елочек, которые предохраняли железнодорожную линию от снежных заносов. Поезд уже взбирался на очередную невидимую возвышенность. Белая пена пара скатывалась с насыпи, розоватой от цветущего клевера. – Не жаль тебе всего этого? Страхов, тревог, маленьких радостей, нелепых и забавных минут, боли, усталости, ежедневного риска и ежедневных несбывающихся надежд? Долой. Долой слабость. Поезд с голубыми окнами, похожими на очки слепцов, поезд, увозивший Грету, втягивался уже в буйно-зеленое ущелье, заполненное грохотом, подобным учащенному сердцебиению. Потом Витек бежал пестрым, как палитра, лугом и остановился только у подножья крутого глинистого склона с ошметками подмытых кустов и чахлых, болезненно поникших трав, которые оторопело следили за норовистым бегом Виленки, бешено мчавшейся к городу. А она ждала на травянистом выступе, напоминавшем гнездо аиста. Стояла в белом длинном платье, с ромашками в волосах. Робкий ветер осторожно шевелил блестящую материю платья. Вокруг распевали хоры всех птиц, обитавших в долине. – Здравствуй, – сказал Витек, карабкаясь наверх. Она протянула ему руку, помогая подняться. – Здравствуй, любимый. Не поздравишь меня? Сегодня день моего рождения. – А что я могу тебе пожелать? – Чтобы исполнилось мое последнее желание. – Пусть исполнится твое последнее желание. – Сядь здесь, рядом со мной. – Ты испачкаешь платье. – Больше оно мне уже никогда не понадобится. Они сели лицом к реке, лугам, хаотическим нагромождениям зелени, красным крышам французской мельницы и побелевшим руинам Пушкарни. На лугу паслись степенные аисты, поодаль, возле кустов, скакал любознательный заяц, который то и дело замирал, привставая на задних лапах, и к чему-то жадно прислушивался. Над гладью стремительной реки взлетали жирующие рыбы. Воздух радостно трепетал от зноя первого летнего дня. – Ты готова? – Да, а ты? – Я тоже готов. – Может, все-таки о чем-нибудь жалеешь? – Нет. Я ни о чем не жалею. Стайки пестрых бабочек играли у края обрыва с горячими потоками солнечного света, которым удавалось пробиться сквозь гущу молодой листвы деревьев, шумящих певуче, по-белорусски. – Какая ты сегодня красивая. – И никогда уже не буду красивее. Обними меня. Витек обхватил ее рукой и сразу почувствовал под шелковой тканью платья нежную податливость обнаженного тела. – Поцелуй меня. Витек поцеловал ее в губы, а она вдруг открыла рот, и он рухнул в обжигающую бездну, пахнущую мятой, ромашкой, ранним пробуждением. – Люби меня, – пробормотала она, опрокидываясь на жесткий серебристый мох. И он впервые в жизни постигал науку обладания. Нашел нагое тело в холодном снегу платья. Ласкал золотистые груди, налитые пульсирующей кровью. Почувствовал вкус окаменевших в ожидании сосков – вкус полыни, прогретой солнцем. Увидал впадину живота, заполненную горячей тенью. И открыл тайну, бесстыдно выданную ему в первый день лета. И тогда загудела вся кровь, как могучий ураган. И, гонимый инстинктом, он рванулся в эту ошеломляющую сладость, сокрушая мучительное сопротивление, устремляясь навстречу нереальному по своей беспредельности блаженству. |