
Онлайн книга «Брачные узы»
— Что-то ты сегодня, Перчик, в ударе по части издевок! Не надо так волноваться… У кого болят зубы, тот сходит к врачу. А искусство обойдется без твоей помощи. Ты бы лучше дал мне сигарету. — Сигарету? — упавшим голосом переспросил Перчик. — Сейчас. Он достал из кармана кожаный портсигар, открыл его и протянул Гордвайлю. В нем была одна-единственная, наполовину пустая сигарета. — Вот! Последняя… — сказал Перчик таким тоном, каким молятся о спасении души. — Не-ет! — отказался Гордвайль. — Эту ты сам кури! Позови официанта, пусть принесет хороших. Выхода не оставалось. В один миг и отбивная, и пиво потеряли для Перчика весь свой вкус. Так всегда, горько подумал он, когда оказываешься рядом с этими попрошайками! Нужно бежать от них, как от заразы! Официант открыл перед ним новую пачку: — Желаете десять «Кедив»? — Нет, нет! — встрепенулся Перчик, словно ему предложили взойти на эшафот. — «Мемфис» есть у вас? Я люблю «Мемфис»… Слабые приятные сигареты… Три штуки, пожалуйста! Перчик протянул Гордвайлю одну сигарету и собрался спрятать портсигар. — А я? — сказал Ульрих со смехом. — Я тоже курю! — С каких это пор ты куришь? Ты ведь не курил… — Теперь уже курю. — Ну, если так… Тогда, конечно… Охотно… — Огня, Перчик! — распорядился Гордвайль. — У меня нет спичек! — соврал Перчик мстительно. Ульрих чиркнул спичку и поднес Гордвайлю огонь. — «Мемфис»! — с издевкой произнес Гордвайль. — Кто в наше время курит «Мемфис»?.. Пришло время, Перчик, переходить на «Кедив»!.. Сто долларов в месяц!.. — Какие сто долларов в месяц? — защищался Перчик. — Кто зарабатывает сто долларов в месяц?! Я доволен, если получаю тридцать!.. Все это ложь и небылицы!.. Вы что думаете, легко заработать сто долларов в месяц?.. — Но все-таки ты ведь сможешь ссудить меня двумя шиллингами, — сказал, улыбаясь, Гордвайль, глядя ему прямо в глаза. Гордвайль знал, что это напрасный труд, но ему хотелось заставить Перчика «повертеться». — Два шиллинга? — подавился Перчик, как громом пораженный. — У меня нет!.. Слово даю, что нет! С трудом хватит расплатиться с официантом… Мне даже жене завтра нечего дать на хозяйство… Сегодня не успел в банк, так что завтра спозаранку придется бежать менять последние пять долларов… — Ну, если так, то дай шиллинг, — не ослаблял хватки Гордвайль. Не доев кусок отбивной, Перчик отодвинул тарелку и влил в себя полный стакан пива. «Не дадут поесть спокойно, э-э…» — сварливо подумал он. Засунув руку в карман брюк, он вытащил из кошелька, не вынимая его из кармана, все крупные купюры и затем только достал кошелек, в котором не оставалось ничего, кроме мелочи. — Счет, Йоганн! — раздраженно позвал он. После того как он расплатился, у него осталось чуть больше шиллинга. — Вот и все мои деньги! — показал он Гордвайлю. — Прекрасно, прекрасно! Дай мне взаймы шиллинг, а сдачу оставь себе. Все равно ведь ничего не сможешь с ним сделать!.. — Неужто тебе так нужен шиллинг… — попытался выкрутиться Перчик. — Может, ты смог бы подождать до завтра… Ведь согласись, не могу же я прийти домой без гроша. Завтра вечером придешь сюда, и я охотно дам тебе шиллинг… К тому же мне нужно немного денег дать мальцу, он с утра пораньше уходит в школу. Нельзя же отпустить ребенка без гроша! — взмолился Перчик. — Без гроша до самого обеда! — Не упирайся, Перчик. Не мне за тебя волноваться. Я в тебя верю, ты уж завтра как-нибудь выкрутишься… Давай сюда шиллинг! Гордвайль взял монету и придирчиво осмотрел ее со всех сторон: — Надо проверить, не фальшивая ли… Сейчас много фальшивых денег крутится в городе… Перчик прикурил и некоторое время молчал, с трудом сдерживая раздражение. Наконец он сказал с деланным дружелюбием: — Знаешь, Гордвайль, я, конечно, не советчик. Мое искусство лежит в другой области, как тебе известно. И все же, я полагаю и считаю нужным открыто сказать тебе об этом, тебе следует покончить со всеми этими штучками… Время иллюзий уже прошло… И мы уже не мальчишки, нам не восемнадцать лет от роду, черт возьми! Вот и я ведь был идеалистом, как тебе хорошо известно, но всему приходит конец! Год, два, пять — и баста! Сколько можно жить, мучаясь от голода?! А главное, чего ради?! Не стоит того, говорю тебе! Прежде всего дай желудку то, что ему положено, а потом уже все остальное! По-моему, тебе следует поискать какую-нибудь должность. Это мое искреннее мнение. Нельзя постоянно испытывать голод… Ведь что делают все начинающие писатели?! Подработают здесь, подработают там. Мне повезло: нашлось место в газете, пусть будет газета! Они, конечно, не платят как следует, но все лучше, чем ничего… К тому же можно при этом работать и для себя. Я ведь тоже тружусь для души. Вот, неделю назад закончил большой рассказ! Можно работать, еще как! Слова Перчика доносились до Гордвайля словно из другой комнаты. Внимание его было обращено в другую сторону. Напротив, за третий столик от них, только что села незнакомая девушка. Перед собой она положила две книги в чернотканых переплетах, по всей видимости, библиотечных. Заказала кофе и окинула взором сидящих вокруг. Гордвайль не сводил с нее глаз. Неожиданно он ощутил какое-то неясное томление под ложечкой, как перед близким несчастьем. Во внешнем виде девушки не было, однако, ничего необычного. Не слишком красива, но и не уродлива: одна из тех венских девушек с волосами типичного соломенного цвета и бледным лицом с пятнами румянца, каких встречаешь тысячами на улицах и в маленьких кафе по окончании рабочего дня. Но на Гордвайля она почему-то произвела особенное впечатление. И когда на нем остановился ее взгляд, пронзительный взгляд глаз цвета голубоватой стали, он вынужден был отвести взор. Тем временем Перчик поднялся и откланялся. Когда он ушел, Гордвайль шепнул Ульриху: — Видишь вон ту девушку? Там, за третьим слева столом? — Вижу. Ну так что? — Как она, по-твоему? — Ничего особенного! Девушка как девушка! — Нет! Есть в ней что-то такое, ты просто не заметил. Что-то от венских традиций. Эпоха «бидермейер». Смотри, какая властность в линиях подбородка. Мне бы очень хотелось с ней познакомиться. И спустя минуту нерешительно добавил: — Может, сумеешь завести с ней разговор? — Нет ничего проще, сейчас увидишь. Девушка, как видно, почувствовала, что говорят о ней, и время от времени, между глотками кофе, бросала взгляды на двух молодых людей. Ульрих поднялся, пробрался между столиков и, сделав вид, что направляется в другом направлении, в ту же минуту оказался перед девушкой. Поклонившись, он проговорил со всей вежливостью, на какую был способен: |