Книга В Париж на поминки, страница 35 – Назим Зейналлы

− Пятьдесят тысяч.

− Снова ничего не понял.

− Ладно, так уж и быть, слушай. Начну с самого начала. Я предоставил ей возможность сыграть в рулетку. Ключи от сумок были у меня. Пока ты с ней развлекался, я наши деньги переложил в её сумку, а в нашу сумку уложил пачки оливкового мыла и затолкал под стол. Выбор был за ней, она выбрала нашу сумку с мылом.

Фуад пробормотал что-то себе под нос и в два глотка осушил бокал.

− Ты считаешь, мы честно поступили с ней? Совесть не мучает?

− Фофа, я игрок, и это была честная игра. На кону было больше пяти миллионов. Она могла бы получить всё, но её подвела жадность. Хватательный рефлекс, как говорят умные люди, ещё не отменён.

− Ну, что же, это серьёзная причина присвоить себе всё, − усмехнулся он и налил себе вина.

− Ты ещё и иронизируешь. Ха-ха.

− Не знаю, мне кажется, мы не совсем хорошо поступили.

− Я пошёл ва-банк и тоже рисковал, а вдруг она взяла бы свою сумку, − прищурил глаза и невозмутимо добавил. − Хотя маловероятно.

− Вот, − протянул руку в мою сторону и добавил. − Ты знал, что она возьмёт нашу сумку.

Фуад наклонился ко мне и покачал головой.

Я тут же добавил:

− Да, я знал. Я знал, что она кинет нас. Успокойся, мы все жертвы обстоятельств, а в сумке у неё я оставил пятьдесят тысяч. Деньги немалые, пускай едет к сыну и мужу.

Допив залпом свой бокал, он встал и крепко хлопнул меня по плечу. Я оглянулся и рассмеялся.

− Садись и успокойся. Не будем ссориться из-за этой… Всё, всё извини и садись. Черноморское побережье Турции, прекрасный курорт Синоп, любящий муж и ребёнок, что ещё надо женщине?

− С чего ты взял, что она поехала в Синоп?

− Элементарно, художник. Что же ты такой невнимательный? Помнишь пожелтевшую фотографию, которую она нам показывала на диване. Они с мужем и ребёнком стоят рядом со скульптурой Диогена. А Диоген откуда? Из Си… но… па.

Я отпил вино, вонзил зубы в жаренное мясо и продолжил:

− Ещё великий философ Диоген сказал: “Надо жить так, чтобы не зависеть от жизни”. И нечего пожирать меня глазами, это из школьной программы. Сядешь ты?

Мой оправдательный монолог перебил звонок. Я стиснул зубы, взял бокал с вином и поставил на вибрирующий мобильник. Фуад убрал подпрыгивающий бокал, поднял мобильник и произнёс отсутствующим голосом:

− Слушаю.

− Малик, это ты? − раздалось голос Сафуры.

Я подпрыгнул, будто в меня воткнули булавку и, сшибая всё что было на столе, выхватил телефон из рук Фуада.

− Сафа!

Несколько минут телефон молчал, потом раздался голос Сафы:

− Вы что, посуду бьёте?

− Нет, всё нормально, − лихо соврал я.

− Я что, глухая? Ребята, перестаньте буянить. У вас могут быть неприятности.

− Сафа, просто бокал с вином упал со стола и ничего больше.

− Вы меня не обманываете? Я уже начинаю беспокоиться за вас.

− Сегодня прилетим, в крайнем случае, завтра утром.

− Хорошо, я жду вас.

Я в сердцах брякнул мобильник об стол.

− Ты, наконец, сядешь? Люди смотрят на нас. Сядь,− твёрдо заявил я.− Вот так лучше, господин миллионер, и не делай такое кислое лицо. Я азартный человек-игрок. Что делать? Улыбнись! Смотри, как одеты люди вокруг, а ты как выглядишь? Прямо сейчас поедешь, пускай тебя прилично оденут.

Я огляделся, повернулся к официанту, собирающему битую посуду, и указал на модно одетого молодого человека, стоящего около колоны:

− Кто этот парень?

− Сын хозяина

− Можешь его позвать?

Он удивлённо и внимательно посмотрел, но как вышколенный официант знал, просьба клиента − закон. Молодой человек, выслушав официанта с улыбкой, подошёл и представился:

− Амир, чем могу служить, эфенди?

− Мы приехали из Баку. Я хочу также одеть моего брата, − и указал на Фуада. − Не поможете нам?

− С удовольствием.

Я извлёк бумажник и вытащил две тысячи евро.

− Тогда возьмите эти деньги. Одеть с ног до головы, хватит?

− Больше, чем надо.

− Тогда ещё постричь и побрить, − и прошептал на ухо. − Всё что на нём порвать и выкинуть.

Фуад сделал несколько шагов к выходу, на полпути остановился и заявил:

− Предупреждаю, стричься не буду.

− Отлично, не стригись, орёл лохматый, только причешись и сбрей эту кошмарную бороду. Всё, жду.

− Искупались, теперь бриться и новый костюм. Ты что, хоронить собрался меня?

Стрелки часов показывали уже начало четвёртого, когда, наконец, они появились. Костюм из тёмно-серого твида, светло-серая рубашка-батник в мелкую клетку, неширокий тёмный галстук и тёмно-вишнёвые, почти чёрные туфли.

Я исторг вопль и едва не свалился со стула.

— Что они с тобой сделали? Кошмар! Смотри, как окружающие смотрят на тебя.

Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться в неправде моих слов, улыбнулся, только потом прошагал и упал в пододвинутое ему кресло.

− Фофа, ты и галстук надел?

− Это чтобы на нём повеситься.

− Брось! У тебя даже походка изменилась. Держи свой кейс, рассыльный только что принёс. Теперь ты полностью “упакован”.

Смущаясь, весь пунцовый, налил мне и себе вино, отставил бутылку в сторону, кивнул:

− А что, ничего! Мне нравится костюм. Он из последней коллекции самого Нино Черрути, − отвернул ворот и показал лейбл. − Такой же у Ричарда Гира в фильме ”Красотка”. Теперь давай выпьем.

− Не возражаю.

Фуад в свои тридцать девять лет не носил ничего подобного. Единственный сын у матери, учительницы иностранного языка в нашей школе, всю жизнь проходил в протёртых до дыр джинсах и стоптанных спортивных туфлях.

Я приподнял плечи, чтобы вобрать воздух в лёгкие, выдохнул и начал:

− Я хочу поговорить с тобой и буду предельно кратким. Только прошу, будь внимателен и выслушай до конца.

− Кончай свою кибернетику, Малик. Не тяни, − и начал аккуратно складывать кисти и краски в кейс.

− Я хочу поговорить о тебе. Скажи мне, многие поздравили твою мать с шестидесятилетием. Я имею в виду родственников и знакомых.