Онлайн книга «На Лесном озере»
|
Джон Уэйд Я взял одноствольное ружье моего отца, которое он много раз обещал подарить мне, когда я вырасту. Вооружившись им, я двинулся наверх. На первой лестничной площадке мне встретилась мать. Она шла из комнаты, где лежало его тело… она была вся в слезах. «Ты куда?» – спросила она… «Я иду на небо!» – ответил я. «Что? Ты идешь на небо?» – «Да, и не останавливай меня». – «А что ты собираешься делать на небе, бедный мой малыш?» – «Я собираюсь убить Бога, который убил моего отца». Александр Дюма. «Мои воспоминания» Джон так с этим и не смирился. Я слышала, как он ночью разговаривал, целые беседы вел понарошку с отцом. Как и я, хотел объяснений – знать хотел почему, – но, похоже, в конце концов каждый из нас пришел к своему печальному ответу. Элеонора КУэйд Дети действительно часто испытывают гнев, потому что воспринимают смерть родителя как намеренный уход… Это вызывает отрицательные последствия в том случае, если неизжитое детское горе переносится в зрелый возраст. Ричард Р. Эллис «Маленькие дети: бесправное горе» Стыд… может быть понят как рана в человеческом «я». Он часто возникает в раннем возрасте как результат интернализации презрительного голоса, обычно родительского. Упреки, предостережения, издевки, насмешки, изоляция и другие формы пренебрежения или агрессии вносят в него свою лепту. Роберт Кейрен. «Стыд» Я подошел к хижине, и оттуда выскочила женщина. Я выстрелил и ранил ее, тогда она опять побежала внутрь и вышла с ребенком и другими людьми… Там были мужчина, женщина, две девочки… Подошел один из второго взвода, забрал у меня автомат и сказал: «Всех подряд убивать!» Он их застрелил. Рой Вуд, показания на военном трибунале – Кто стрелял? – Почти все. Иногда это выходило случайно. Мой приятель Кудесник, он просто… – Кто-кто? – Кудесник. Он случайно застрелил старика, так он мне сказал. Я думаю, рефлекс сработал. – Кто такой Кудесник? – Парень один. Не помню, как его по-настоящему звали. – Может быть, постараетесь вспомнить? – Попробую . Ричард Тинбилл, показания на военном трибунале Джон! Джон! О, Джон! Джордж Армстронг Кастер – Итак, что вы увидели в этом рву? – В этом рву лежали люди. – Можете сказать сколько? – От тридцати пяти до пятидесяти. – Что они делали? – На вид все были мертвые. Рональд Гржезик, показания на военном трибунале Там все воняло, особенно этот ров. Повсюду мухи. Они светились в темноте. Это было как не знаю что – как потусторонний мир. [29] Ричард Тинбилл 21
О природе потустороннего
Убийство продолжалось четыре часа. Убивали основательно, систематически. Под утренним солнцем – сначала розовым, потом багровым – людей расстреливали, полосовали ножами, насиловали, кололи штыками, рвали на куски гранатами. Трупы лежали кучами. Часов в одиннадцать, когда в третьей роте объявили перекус, рядовой Ричард Тинбилл и Кудесник сели на насыпь, что шла вдоль рисового поля около деревни Тхуангиен. Открывая банку персикового компота, Тинбилл вдруг вскинул голову, прислушался. – Звук-то, – сказал он. – Слышишь? Кудесник кивнул. Правда, это был не один звук. Много тысяч звуков. Помолчали. Потом Тинбилл сказал: – Ну дела. Чуть позже: – А говорили, нет гражданских. Помнишь, говорили ведь. Что гражданских нет никого. – Он доел компот, бросил банку, развернул батончик шоколада. – Они, правда, все коммунисты. – Может, и так. – Скольких ты? – Двоих, – сказал Кудесник. Тинбилл облизал губы. Он был красивый парень, чистокровный индеец чиппева с быстрыми глазами и мягкими движениями. Несколько секунд он смотрел на свой шоколад. – Звук-то, приятель. – Пройдет. – Хрен тебе, пройдет. Я-то хоть не убил никого. – Хорошо. Это хорошо. – Да, ну а… Как же так вышло-то? – Солнце, – сказал Кудесник. – Как-как? – Ешь свой шоколад. Тинбилл начал что-то еще говорить, потом осекся и прижал к ушам ладони. – О господи. Все бы сейчас отдал за ушные затычки. Результаты опросов сначала стали плохими, потом ужасными, потом невозможными, и катастрофа девятого сентября была вполне предсказуема. Около девяти вечера Тони Карбо выключил телевизор. – Чего еще ждать? – сказал он. Джон Уэйд подошел к телефону и позвонил Эду Дерки. Это легко было сделать. Никаких переживаний – разве что мимолетная прохладная тень эмоции. В какой-то момент, еще разговаривая, он кивнул Кэти и поднял большой палец, Через десять минут они спустились на лифте в танцевальный зал отеля, и Джон произнес бодрую речь, поздравляя соперника с победой. Он знал, что его карьера кончена, и все же говорил о политике как о большом человеческом эксперименте. Он поблагодарил Кэти, Тони, всех остальных. Помахал собравшимся и взял Кэти за руку; они поцеловались, сошли с возвышения и поднялись в свой номер. Там разделись, выдернули телефон из розетки, погасили свет, легли в постель и стали вслушиваться в шум машин под окнами. |