Онлайн книга «Обезьяна и сущность»
|
Архинаместник прерывает перечисление, которое делает доктор Пул. – А вы еще утверждаете, что люди не одержимы Велиалом! – восклицает он, качая головой. – Невероятно, до какой степени предубеждение может ослепить даже самых умных и высокообразованных… – Да, да, это все мы слышали, – нетерпеливо перебивает его вождь. – Хватит болтать, ближе к делу! Что вы против всего этого можете предпринять? Доктор Пул откашливается: – Работа предстоит долгая и весьма трудоемкая. – Но мне нужно больше еды сейчас, – безапелляционно заявляет вождь. – Уже в этом году. Предчувствуя недоброе, доктор Пул волей-неволей объясняет, что болезнеустойчивые разновидности растений можно вывести и испытать лет за десять – двенадцать. А ведь остается еще вопрос с землей: эрозия разрушает ее, эрозию нужно остановить любой ценой. Но террасирование, осушение и компостирование земли – это огромный труд, которым нужно заниматься непрерывно, год за годом. Даже в прежние времена людям не удавалось сделать все необходимое для сохранения плодородности почвы. – Это не потому, что они не могли, – вмешивается архинаместник. – Так было потому, что они не хотели. Между второй и третьей мировыми войнами у людей имелось и необходимое время, и оборудование. Но они предпочли забавляться игрой в политику с позиции силы, и что в итоге? – Отвечая на свой вопрос, архинаместник загибает толстые пальцы: – Растущее недоедание. Все большая политическая нестабильность. VI в конце концов – Это. А почему они предпочли уничтожить себя? Потому что такова была воля Велиала, потому что Он овладел… Вождь протестующе поднимает руки: – Ладно, ладно. Это не лекция по апологетике или натуральной демонологии. Мы пытаемся что-нибудь сделать. – А работа, к сожалению, займет немало времени, – говорит доктор Пул. – Сколько? – Значит, так. Лет через пять можно обуздать эрозию. Через десять будет ощутимое улучшение. Через двадцать какая-то часть вашей земли вернет плодородие процентов на семьдесят. Через пятьдесят… – Через пятьдесят лет, – перебивает его архинаместник, – число уродств у людей по сравнению с нынешним удвоится. А через сто лет победа Велиала будет окончательной. Окончательной! – с детским смешком повторяет он, затем показывает рожки и встает. – Но пока я за то, чтобы этот джентльмен делал все, что может. Наплыв: голливудское кладбище. Камера проезжает мимо надгробий, с которыми мы познакомились в предыдущее посещение. Средний план: статуя Гедды Бодди. Камера проезжает сверху вниз по изваянию, пьедесталу и надписи. «Всеми признанная любимица публики номер один. „Впряги звезду в свою колесницу“». За кадром слышится звук втыкаемой в почву лопаты и шуршание песка и гравия, когда землю отбрасывают в сторону. Камера отъезжает, и мы видим Лулу, которая, стоя в трехфутовой яме, устало копает. Звук шагов заставляет ее поднять голову. В кадре появляется Флосси, уже знакомая нам толстушка. – Как идет, нормально? – спрашивает она. Вместо ответа Лула кивает и тыльной стороной ладони утирает лоб. – Когда дойдешь до жилы, дай нам знать, – требует толстушка. – Это будет не раньше чем через час, – угрюмо отвечает Лула. – Ничего, детка, не сдавайся, – утешает Флосси с приводящей в бешенство сердечностью человека, стремящегося подбодрить товарища. – Приналяг, докажи им, что сосуд может сделать не меньше мужчины! Если будешь хорошо работать, – бодро продолжает она, – может, надзиратель разрешит тебе взять нейлоновые чулки. Смотри, какие мне достались сегодня утром! Флосси вытаскивает из кармана желанный трофей. Не считая некоторой зелени в районе носка, чулки в превосходном состоянии. – Ах! – с завистью и восхищением вскрикивает Лула. – А вот с драгоценностями нам не повезло, – пряча чулки, жалуется Флосси. – Только обручальное кольцо да паршивый браслет. Ладно, будем надеяться, эта не подведет. – Толстушка похлопывает по мраморному животу «любимицы публики номер один». – Ну, мне пора назад. Мы откапываем сосуд, похороненный под красным каменным крестом. Знаешь, такой высокий крест у северных ворот. Лула кивает и говорит: – Как только лопата упрется, я за вами приду. Насвистывая песенку «Гляжу на дивные рога», толстушка выходит из кадра. Лула вздыхает и снова принимается копать. Чей-то голос необычайно нежно произносит ее имя. Она резко вздрагивает и оборачивается на звук. Средний план с точки, где стоит Лула: доктор Пул осторожно выходит из-за гробницы Родольфо Валентине [118] . В кадре снова Лула. Она вспыхивает, потом делается мертвенно бледной. Рука ее прижимается к сердцу. – Алфи, – шепчет она. Доктор Пул входит в кадр, спрыгивает к ней в яму и, ни слова не говоря, обнимает девушку. Их поцелуй полон страсти. Затем она утыкается лицом ему в плечо. – Я думала, что никогда больше тебя не увижу, – прерывающимся голосом говорит Лула. – За кого ты меня принимаешь? Ботаник опять целует ее, потом, отодвинув девушку от себя, вглядывается ей в лицо. – Ты почему плачешь? – спрашивает он. – Ничего не могу с собой поделать. – Оказывается, ты еще красивее, чем мне запомнилась. Не в силах говорить, Лула качает головой. – Улыбнись, – велит доктор Пул. – Не могу. – Улыбнись, улыбнись. Я хочу снова их увидеть. – Что увидеть? – Улыбнись! Лула улыбается – вымученно, но в то же время нежно и страстно. Ямочки на щеках пробуждаются от долгой печальной спячки. – Вот они! – в восторге кричит он. – Вот они! Осторожно, словно слепой [119] , читающий Геррика [120] по системе Брайля, доктор Пул проводит пальцами по ее щеке. Лула улыбается уже не так вымученно; под его прикосновением ямочки становятся глубже. Он радостно смеется. Насвистываемая кем-то за кадром мелодия «Гляжу на дивные рога» от далекого pianissimo переходит к piano, потом к mezzo forte [121] . На лице у Лулы появляется ужас. |