Онлайн книга «Ангелы на кончике иглы»
|
– Видишь ли, что касается меня, то я, между нами говоря, готов проводить любую демократизацию и зайти как угодно далеко. Но пусть мне позвонят и скажут, что это можно. И хватит об этом… Лучше скажи, что делать сейчас? Он и раньше чувствовал: Яков Маркович презирает его. Утешало только то обстоятельство, что Раппопорт презирает всех, в том числе и себя. – Слушай, Тавров! А что, если мне просто сделать вид, что я папку не заметил? – Не поверят. – Сам знаешь, каково на крючке. Ты просто обязан уметь поступать в подобных случаях! – Вот пристал, ей – Богу! Ну ладно, скажу, чтобы отпустил. А то работы много. Не мудри, сделай просто. Значит, так… И в нескольких словах Раппопорт растолковал редактору, что тот должен сделать. – А ведь действительно хороший ход! – обрадовался Макарцев. – Я и сам должен был сообразить. Ай да Тавров! Редактор повеселел, напряжение спало. Раппопорт взялся руками за подлокотники, чтобы помочь своему немощному телу подняться. Макарцев жестом остановил его. – Погоди еще минуту. Все не хватает времени спросить про личное. Живу, как лошадь на цирковом манеже. А как твоя жизнь? Чего одиночествуешь? Мог бы жениться… Тебе и ребенка снова еще не поздно завести… С жильем я бы помог… – В порядке компенсации за совет? Нет уж, я-таки доживу в своей старой норе вдвоем со «Спидолой», слушать которую мне ничто не мешает, кроме глушилок. Что касается детей, то поздно. – Да что ты корчишь из себя старика, Яков Маркыч? Я старше тебя – и то чувствую себя молодым! – А я чувствую себя старым. Евреи вообще старятся рано. Ты русский – тебе повезло! – Хм… Ну ладно – жены, дети… А мечта у тебя, Яков Маркыч, есть? – Что?… – переспросил Раппопорт и уставился на Макарцева, будто тот действительно стал цирковой лошадью. – Мечта, спрашиваю, – Макарцев откинулся на спинку кресла, снял очки, плавно кинул их на стол и по-детски заморгал глазами. – А я вот последнее время мечтаю. И только об одном… – О чем, интересно?… – Мечтаю жить на озере, где-нибудь далеко… Чтобы дороги туда не было. Чтобы в траве стояла лодка. И туман… А на крыльце крынка молока. Кто-то ее приносит каждое утро. Кто, не знаешь. Может, молодая стеснительная женщина. Принесет и сразу уходит, не догнать. Да я и не гонюсь. Главное, озеро, нет дороги… – И туман? – уточнил Тавров. – Да, обязательно туман… Как считаешь, реальная мечта? – Нет. Для тебя – нереальная. – Нереальная, – согласился Макарцев. – А знаешь, как мечтать приятно!… Неужели ты ни о чем не мечтаешь? – Только об одном. Чтобы не писать и не читать дерьма. – Ну! Это уж совсем нереальная мечта! – Совсем нереальная… Тавров резко поднялся, будто вдруг оказался моложе, и, не глядя на редактора, вышел, оставив открытой внутреннюю дверь. Макаров потянулся, расправив затекшие части тела, и нажал кнопку. Вбежала Локоткова. – Принесите мне большой плотный конверт. Самый большой, какой найдете в отделе писем. Она выбежала. Он потер руки, придвинул к себе папку, развязал ее, поглядел, полистал. Взгляд его остановился вдруг на абзаце, который показался ему раньше, ночью, оскорбительным для чести его страны. Теперь он перечитал его снова. А ведь правда это, если честно, то правда. Но это ненужная правда – вот в чем дело! Анечка появилась снова и положила на стол белоснежный конверт с крупной надписью сверху «Трудовая правда. Орган ЦК КПСС». – Планерка будет у вас? Она положила на стол план очередного номера газеты, им уже утвержденный. Он взглянул на часы – до планерки оставалось десять минут. – Конверт срочно отправить, Игорь Иваныч? – Спасибо, не нужно. Можете идти… Конверт вздулся, плохо закрылся, но папка влезла. Макарцев взял ручку и не очень крупно написал на конверте: «Сообщить в Комитет госбезопасности, посоветоваться о принятии мер». Надписанный конверт он взвесил, слегка подбросив, на руке. Тяжелая ноша, а выход придуман легкий! Если что – я был готов проявить инициативу. Правда, дела отрывали – более важные партийные, государственные дела… А если свои положили папку, пусть она полежит. Он, Макарцев, доносить не собирается. Выдвинув средний ящик стола, вынул оттуда старую газету и, положив в ящик тяжелый конверт, сверху газетой прикрыл. Будто он случайно позабыл сообщить о серой папке в суете. Макарцев откинулся на спинку кресла, вдохнул как можно больше воздуха и, закрыв глаза, стал медленно его выпускать. Он где-то прочитал, что это лучший способ успокоиться. – Я хочу похвалить вас. Решение правильное! Игорь Иванович вздрогнул, открыл глаза: к нему приближался маркиз де Кюстин. Он был, как и прежде, элегантен и распространял запах дорогого одеколона. – Это опять вы? – с изумлением и испугом спросил редактор. Шпага Кюстина брякнула, задев о паркет, и маркиз придержал ее пальцами, а садясь на стул, поставил ее между колен и облокотился на рукоятку. Макарцев подумал, что сейчас зайдет секретарша, увидит странного посетителя, и весть о нем разнесется по редакции. Кюстин, казалось, читал его мысли. – Я забеспокоился, месье, что у вас могут быть неприятности. Вы уж извините меня… – Нет, это вы меня извините! – повысил голос Игорь Иванович, чувствуя себя в редакторском кабинете значительно более уверенно, чем прошлый раз ночью дома. – На каком основании вы, маркиз, меня преследуете? Чего вы хотите? – Может быть, вам пришло в голову, – спросил Кюстин, – что это я подбросил вам папку? – Вы?! – Вот уж не стал бы я раскручивать подобные интриги, месье! Вас персонально я тогда почувствовал, потому что вы стали меня читать, приняв за современного автора. Это делает мне честь, но, увы, сто двенадцать лет назад я умер. Остается гордиться тем, что мысли мои живы. – И вы решили меня обратить в свою веру? Убедить меня, что вы правы? Кулаки у Игоря Ивановича непроизвольно сжались, будто он готовился к драке. – Ни в коем случае! – успокоил его Кюстин. – Мне нечего устно добавить к тому, что я написал в 1839 году: подробности своего путешествия за прошедшие с тех пор сто с лишним лет я напрочь забыл. Спорить с таким компетентным человеком, как вы, я не в состоянии. Маркиз потянул шпагу за рукоятку и защелкнул ее обратно. – Зачем же тогда вы, как говорится, на меня вышли? – недоумевал Игорь Иванович. Кюстин усмехнулся. – Мне подумалось, вам понадобится моя моральная поддержка. С тех пор как вы прочитали мою книгу, здесь у вас запрещенную, мы с вами, так сказать, скованы одной цепью, даже если вы и не разделяете мои мысли. Прошлый раз я хотел сказать вам, что был бы весьма благодарен, если бы вы закинули эту папку кому-нибудь из правителей государства, вы ведь туда вхожи. |