
Онлайн книга «Дата моей смерти»
![]() От падения в шахту могилы меня спасает какой-то тяжелый предмет, об который я, в падении, больно бьюсь коленкой. Впрочем, едва касаясь его, я уже знаю, что это такое, и удивляюсь только, почему же сразу не вспомнила о втором кресте, ждущем своего часа у края могилы. Конечно же, это он. И нет сомнений в том, что кладбищенский мастеровой колдовал именно над ним. Об этом я должна была бы догадаться хотя бы по стуку молотка, явно вбивавшем что-то в деревянную поверхность. Но — нет, этого простой вывод отчего-то не пришел мне в голову. Теперь я ползу вдоль креста, пытаясь на ощупь обнаружить изменения на холодной слегка шершавой поверхности его древка. И конечно же нахожу, то, что искала. Строго в центре перекрестья, мои руки наталкиваются на холодную гладь металла. Табличка. С именем, фамилией, датами рождения и смерти покойного, над чьей могилой скоро взметнется тяжелый крест, вот что это было такое. Такая же, как на кресте Егора, это был ясно, даже на ощупь. Ее и прилаживал не место кладбищенский старик. Оставалась самая малость. Прочесть, что же именно написано на ней, а надпись существует. Пальцы мои отчетливо различают неровные бороздки в гладкой поверхности металла — буквы и цифры В сущности, смотреть на табличку мне было не к чему, ибо я хорошо знала, чье имя начертано на ней. Но вот дата! Вторая, последняя дата, интересовала меня чрезвычайно. В принципе, она должна была поставить точку в моем решении, окончательно сформулированном и принятом. Деревянные пальцы непозволительно долго шарят зажигалку в бездонных недрах сумки, но все кончается рано или поздно — крохотный металлический цилиндрик — вот он, крепко зажат в руке. Последнее усилие. Не правдоподобно громкий щелчок в абсолютной тишине. И маленькое рыжее пламя слабыми дрожащими бликами расползается по полированной поверхности металла, симметрично покрытого красивыми вычурными буквами. Все верно: и имя, и отчество, и фамилия. Кому-то оказалась точно известна также и дата моего рождения. Что же касается второй даты, то и она, разумеется, присутствует, на том месте, где ей положено быть. Цифры сливаются у меня перед глазами в одну сплошную вязь. Что ж, теперь я знаю окончательно, то, что не дано знать большинству смертных — мне доподлинно известна дата моей смерти. И мне явно следует поторопиться, потому что смерть моя датирована, именно днем сегодняшним. Кладбищенские ворота уже закрыты, но все же обнаруживается тяжелая калитка, которая после некоторого сопротивления поддается моим потугам и выпускает меня на волю. На самом деле еще не очень поздно, стрелки уличных часов едва перевалили за шесть пополудни. Ощущение глубокой ночи породили во мне очевидно тишина и кромешный мрак за кладбищенской оградой. Слава Богу, пятачок перед воротами кладбища пуст, и безлюдна мостовая. Иначе мое появление могло бы, если не напугать случайного прохожего, то уж, по меньшей мере, сильно его удивить. " Странно, но меня все еще беспокоят таки обыденные мелочи. " — совершенно спокойно, как бы вскользь замечаю я, и неспешно бреду, согреваясь и разминая затекшие ноги вдоль кромки тротуара, в надежде « поймать» какую — ни-будь машину. Некоторое время я шагаю в полном одиночестве и уже начинаю сомневаться в том, что машины сегодня вообще ездят по этому городу, или, по крайней мере, вдоль этой улицы. Но слабые плоски света на мостовой, постепенно расширяясь и становясь ярче, сообщают мне о том, что какая-то одинокая, как и я, машина — странница все же объявилась. Без особой надежды поднимаю руку. Но машина замедляет ход и тормозит прямо передо мной, нарядно поблескивая в свете уличных фонарей ярким корпусом. Водитель предупредительно распахивает дверь. Он молод, симпатичен и даже на первый, беглый, взгляд одет стильно. Салон его нарядной машины источает достаток и благополучие, вместе с ароматом тонкой кожи и модного прафюма. На обычного частника, зарабатывающего извозом на жизнь или нахального « бомбилу» из бывших таксистов, он не похож. И мне вообще непонятно, зачем понадобилось ему тормозить на пустой промозглой улице, чтобы подобрать странного вида особу возле кладбищенских ворот. Однако, все объясняется довольно быстро. Благополучный симпатяга ко всему еще и просто хороший, добрый человек, и потому не прочь подвезти явно замерзшую и смертельно усталую женщину, но лишь в том случае, если им окажется по пути. Он сразу прямо заявляет об этом, предваряя мой вопрос, и улыбаясь открытой, славной улыбкой — Если, на Фрунзенскую или где-то рядом — прошу — Нет, мне на Чистые пруды… — Сожалею. Но времени в обрез… Могу довезти до перекрестка, там шансов больше. — Давайте до перекрестка — уныло соглашаюсь я. Мысль снова остаться в одиночестве на пустой ледяной улице под кладбищенским забором, который тянется еще довольно далеко вдоль мостовой, ввергает меня в панику. К тому же, я должна, я просто обязана попасть домой как можно быстрее. В машине расслабляющее тепло и тихая приятная мелодия струится из динамиков. Уютное кресло, принимает меня в свои ласковые кожаные объятия, а любезный водитель деликатно молчит, но косится на меня с явным сочувствием: он понимает, откуда я только что вышла. Внезапно мне в голову приходит очередная необъяснимая идея. — Вы сказали, что едете на Фрунзенскую? — переспрашиваю я у своего спасителя — Совершенно верно. В район Дворца Молодежи, если быть совсем уж точным — Знаете что, тогда высадите меня в начале Комсомольского проспекта, возле церкви. Знаете, такая нарядная, маленькая… — Конечно, знаю. Там, по-моему Лев Толстой венчался или кто-то из великих? Да? — Да, Толстой, вроде бы. Верно. Так довезете? — Ну, конечно. — он внимательно смотрит на меня и тихонько понимающе вздыхает. Более на протяжении всего пути мы не сказали ни слова, за что я безмерно благодарна этому симпатичному человеку, кем бы он ни был Потому, что он понял про меня, не все разумеется, но очень многое. Я же, пользуясь тишиной и баюкающим покоем легко бегущей машины, размышляю над очередным своим странным решением. Конечно, этот храм был, в некоторой степени, нашим с Егором, хотя мы и не были его прихожанами а строгом смысле этого слова. |