Онлайн книга «Музыка грязи»
|
– Все равно, он должен был что-то подозревать насчет рака, потому что он ведь застраховался. Мы не знали до того момента, когда все уже закончилось. Негра получил выплаты. Он ведь был старший. Большую часть выбросил на «Холдены» и «Форды» шестидесятых годов, на старинные гитары. Мы несколько лет прожили на то, что оставалось. На это, на арбузы, и еще иногда били рыбу острогой, но игрой никогда не получалось много заработать. Прошлым летом я продал все, целый сарай, и купил катер. Прикинул, что смогу справиться. – Так вот оно что! Фоксы с сомнительной репутацией. – Это мы. Джорджи заглянула в мелкую воду чайного цвета. Здесь было прохладно. Южный ветер шевелил листья и покрытую беловатым пушком кору. – Я не понимаю, что ты делаешь, – сказала она. – Живешь вот так. В смысле, почему ты продолжаешь? – Вещи, места, их трудно с себя стряхнуть. Джорджи попыталась не поморщиться. Она никогда не понимала, как места могут иметь над людьми какую-то власть. Этот вид ностальгии ее раздражал. Было ужасно видеть, как люди привязаны к своим воспоминаниям, как они остаются в своих городах и домах из какого-то извращенного пиетета. – Я было подумывал о том, чтобы перебраться на север, – сказал он. – Хотел просто бросить все и сорваться. Понимаешь, исчезнуть. Я уже чувствовал себя как призрак. – Как призрак? – Как будто я уже умер, но эти новости еще не дошли до моего тела. Как лесной пожар, который настигает тебя так быстро, что ты уже весь испекся, но все еще бежишь. – Господи! – Но потом я подумал: а ведь меня уже нет! Почему бы просто не исчезнуть, никуда не уезжая? – Ты меня запутал, Лю. – Я пришел домой после последних похорон и сжег все свои бумаги. Лицензии, все удостоверения, школьные табели. Все равно у меня не было налогового номера. Просто проскочил через сетку, понимаешь ли. Жить втайне. Быть тайной. – Но какой смысл? – Уединение. Уединение. Рано или поздно твои тайны – все, что у тебя остается. – Ходячий Призрак. – Это про меня. – Так что ты браконьерствуешь в морях, читаешь здесь и играешь музыку – совсем один. – Музыку – нет. – Ты и вправду больше не играешь? – Даже и не слушаю. – Не можешь или не хочешь? – И то и другое. – Что, совсем никогда? – Никогда. – Ужасно. Лю наградил ее болезненной, непокорной улыбкой, и она могла бы поклясться, что видит в нем мальчишеское упрямство. Трудно было поставить ему это в вину, но ощущение, что это приносит тебе только неприятности, оставалось. Он был убит. И все это было тем более дорого Джорджи, потому что напоминало ей саму себя. – Ты когда-нибудь мечтала, – спросил он, – когда была девчонкой, чтобы все залезли в машину, уехали и забыли про тебя? – Именно об этом я и мечтала, – горько сказала Джорджи. Он улыбнулся, и Джорджи не смогла этого себе объяснить; она не могла понять, откуда могла взяться такая улыбка. – А место? – спросил он. – У тебя было когда-нибудь особое место? – Когда я была маленькой – нет. Хотя мне нравилась река, у которой мы жили. – Где? – Да в Недлэндсе. – Но особого места не было? Джорджи почувствовала, что сейчас она не выдерживает какое-то испытание. Разумеется, он не понимал, насколько они разные. Он был просто выучившийся всему сам фермерский мальчик, а она – беженка из круга победителей, девочка, которая решила стать медсестрой, чтобы похерить мечты старика о том, что у них в семье будет врач. – Я тебе кое-что покажу, – сказал он. Пес привстал и посмотрел на него. Она поймала себя на том, что смотрит на часы. Фокс берет ее с собой на вершину холма над каменоломней. Пес рыщет в сухой траве, преследуя кого-то невидимого. – Надо было надеть туфли, – говорит она. – Хочешь, понесу тебя? – Нет. – Мне несложно. Ты такая маленькая. – Мне, черт возьми, сорок лет! Кстати, а тебе сколько? – Тридцать пять. – А сколько, ты думал, мне лет? – Примерно столько и думал. Ну, залезаешь или как? Фокс поднимает ее к себе на спину. Господи, вес другого живого существа! Она обнимает его за шею и прижимается к спине. – Это недолго, – говорит он. – А кто торопится? – Ты можешь вернуться еще до сумерек. – А кто говорит, что я вообще возвращаюсь? – резко спрашивает она. – Ты возвращаешься. Ты просто пробуешь воду. – Черта с два! – Ну, маленькая кошелка, набитая губнушкой и кредитками, пошли. – Опусти меня. – Ты собиралась вернуться, – говорит он. – Будь честной. Тебе нужно было время, чтобы во всем разобраться. – Опусти меня! – орет она, дергая его за волосы и за уши. Он спотыкается, пес гавкает, и они валятся в грязь. – Господи Иисусе, да он меня укусил! Пес отскакивает в сторону на пару метров и смотрит на нее со скорбным раскаянием. – Ты его испугала, – говорит Фокс, пытаясь не рассмеяться. – Ему делали прививки? – Единственные прививки в этой местности – это свинцовые пули, леди. – Не называй меня леди, черт тебя дери! – Ладно. Он поднимает ее и целует волосы. Она вытирает глаза о его руку. Джорджи молча шла за ним к куче камней. Желтый песок был мягок и прохладен в тенях, которые простирались от остроконечных башенок. Вокруг камней росли желтосмолки, и их широколапые листья подрагивали на ветру. – Приходил сюда мальчишкой. Птичка тоже любила это место. Моя племянница. Вот, смотри. Он взобрался на самый высокий камень и что-то вытащил из-под него. Потом помедлил. – Просто жестяная коробочка, – сказал он. – Ее маленькие секреты. Он ставит коробочку обратно, не открывая, и кажется, что он смотрит на нее смущенно и расстроенно. – Было одно место, – сказала Джорджи не только из жалости, но и из солидарности. – Место, где я застряла. Далеко на севере. – Как застряла? – спросил он. |