Книга Музыка грязи, страница 45 – Тим Уинтон

Фокс пожимает плечами.

– Ладно, – бормочет он. – Наверное, это придаст поездке какую-то оформленность.

– Оформленность. Да. Именно за этим-то я и гонюсь. Я оформлюсь прямо в Бруме.

– Да? Как это?

Ржавый начинает жарить пару отбивных на косточке на старом поддоне от холодильника. Фоксу кажется, как будто он смотрит на него с другого конца водосточной трубы. За пределами огня – только чернота.

– Мой парень с «Рейнджровера». Он в Бруме в этом месяце.

– Откуда ты знаешь?

– Заплатил кое-кому.

– Черт.

– Приятель, – заговорщически мурлычет он. – Я подготовился. Собираюсь придать его поездке новую форму.

– У меня губы онемели, – говорит Фокс в ту же секунду, как начинает это чувствовать.

Ржавый тихо хихикает.

– Ты что-то подмешал в чай.

– Расслабься.

– Черт!

Фокс прислушивается к тысяче тихих звуков шипящего жира, пульсирующих углей, расширяющихся и трескающихся от жара говяжьих костей.

– Вот.

Неожиданно перед Фоксом появляется горячая отбивная на разорванном куске картонной коробки. Его нога горит. Он чувствует, чувствует.

Обглоданная кость Ржавого летит в костер еще до того, как Фокс принимается за свою. Когда он приступает к еде, на него оседает туча пепла.

Доев, он поворачивается и видит Ржавого у открытой дверцы «Бедфорда» – джинсы спущены до колен, и игла втыкается ему в бедро.

– Я сиротинушка из-за морфина, – говорит Ржавый. – А ты почему?

Издалека доносится гул машины. Это скорее рев дороги, а не звук мотора; он перекатывается через ущелья и возвращается, как плещущая в берег волна. Фокс сидит и слушает, смотрит на Ржавого, как через перевернутый телескоп, пока фары не выбеляют столовую гору прямо перед ними и мотор не стихает и не остается только шум сбавляемых оборотов и зловещий грохот тормозов. В нестерпимом сиянии фар что-то тормозит рядом. Пока оно разворачивается по гравийной полоске, Фокс понимает, что это старый универсал «И-Кей». Кто-то – женщина – зовет их.

– Не возражаете, если мы здесь переночуем?

– Располагайтесь, – говорит Ржавый.

Машина отъезжает на несколько ярдов в сторону, мотор стихает, и, когда открывается дверца, в салоне появляется слабый желтый свет.

Мужчина и две женщины бредут к огню, потягиваясь и постанывая. У мужчины спутанные волосы и борода. Треники, сияющая жилетка на голое тело. Они босы. На женщинах мешковатые хлопчатобумажные платья и позвякивающие браслеты.

– Привет, – говорит мужчина.

– Куда вы? – спрашивает Ржавый.

– В Перт. Возвращаемся из Дарвина.

– Далеко.

Фокс внимательно вглядывается в лица женщин. Огонь извивается в их глазах; от него загораются серьги у них в носу и в бровях. Они кажутся совсем молодыми – восемнадцать, двадцать.

– Тихо, правда? – говорит одна.

Ее руки в платье без рукавов покрыты пушком.

– Можем мы приготовить еду на вашем костре? – спрашивает вторая.

Ее волосы густы и кудрявы, и свисают до локтей, и мерцают в свете костра.

Они приносят к угольям железный котелок, уже наполненный рисом и овощами, и помешивают длинной стальной ложкой. Фокс наблюдает за ними с усталой отстраненностью.

Женщина сгибается, ежась, ее волосы мерцают огоньками. Кто-то предлагает ему кальян, но он едва это замечает. Стили Дэн играет в «Бедфорде». Губы позвякивают булавками и иголками.

– А ты молчун, – говорит мужчина.

– Высшее существо, – отвечает Ржавый.

– Мы заметили, – говорит женщина с мерцающими волосами.

Фокс поднимается на ноги со всей возможной осторожностью и выблевывает свою отбивную в грязь рядом с «Бедфордом». Когда он выпрямляется, понимает, что в руке у него все еще зажата сальная кость, и швыряет ее во тьму. Шатаясь, липкий от пота, он сбрасывает с грузовичка свой спальник, оттаскивает его на некоторое расстояние от костра и там ложится и смотрит, как медленно поворачивается небо, усыпанное перхотью звезд.

Под ним гудит земля, она взволнована тысячью перемалывающихся позвякиваний и стонов, как палуба корабля в шторм. Он чувствует, как земля сжимается и разжимается, и бормочет, и глубоко-глубоко между вросшими в землю камнями есть бесконечная повторяющаяся вибрация, как пистонный звук сирены в тумане. «Врррр, врррр, врррр».

Он то проваливается, то выплывает вновь из тьмы, сна, оцепенения.

Они двое – Ржавый и девушка с волосами, их силуэты вырисовываются на фоне огня. Она на коленях в грязи. Что-то блестит на ее языке. Воронье карканье – смех серфера. Он сжимает в кулаках ее волосы.

Фокс лежит, чувствуя, как горит горло. Земля мурлычет ему прямо в уши. Тьма, свист статического электричества.

Какое-то время спустя девушка – или одна из девушек – на крыле универсала, раскинув ноги и руки, а Ржавый стоит над ней, будто собирается выстрелить. Потом так много криков!

Крохотное создание с блистающими глазами секунду стоит, дрожа, возле его спальника и потом исчезает.

Силуэты неясными пятнами проносятся мимо костра, и их подгоняют крики. Фокс приподнимается на локте и пытается выдавить из себя крик, но крика так и нет. Спазмы и суматоха в мерцающем полусвете. Мужчина с бородой – без рубашки. Огромный взрыв искр, когда что-то с грохотом падает в костер.

«Мой рюкзак, – думает Фокс. – Надо было оставить его при себе».

Звук бьющегося стекла. Мужские и женские крики. И в последний видимый момент ночи – Ржавый, бьющий по кузову универсала отстегнутой ногой, как сумасшедший, который порет собаку. Фокс падает назад, и под его веками мерцают вспышки и зарево. Они трещат и жужжат, как неоновая реклама. Кажется, он спит. Свет гаснет.

Фокс просыпается, и жаркое солнце бьет ему в лицо, и, переворачиваясь на другой бок, он видит, что в грязи рядом с ним лежит девушка лицом вниз; видит ее растрескавшиеся пятки и пушок на задней стороне ее голеней – как туман в утреннем свете. От нее пахнет пачулями и по?том. Рисунок ее хлопчатобумажного платья – поле крохотных ракушек, пурпурных на белом. Долгое время он размышляет, не потрогать ли ее, но боится того, что может ощутить; она от Фокса меньше чем на расстоянии вытянутой руки, и его рука несколько раз отпрядывает назад, пока она наконец не начинает храпеть; и он облегченно роняет руку. Компания какаду с криками пролетает над ними, и девушка вздрагивает, просыпаясь. Показывается ее маленькое, разбитое и грязное лицо.

– Привет.

– Привет, – скрипит он.