Онлайн книга «Музыка грязи»
|
– Кто? – Джима Бакриджа жена. – А, Джимова женушка? Господи, погоди, я в душе. И стрелка тикнуть не успеет. – Нам нужна «скорая». – Ща, только мыло смою. Джорджи вернулась в контору и взглянула на плакаты на стенах. «Ну-ну, – подумала она. – Не утомит их возраст, и годы не обрекут их ни на что». Она посмотрела на часы. Есть двадцать пять минут, и за эти двадцать пять минут нужно найти трех трезвых, сведущих людей. В Уайт-Пойнте. Два добровольца для «скорой» и один невезучий мобилизованный, которому предстоит работать на палубе, идя прямым курсом на чертов юг. Если бы она не могла пользоваться странной властью Джимова имени, она усомнилась бы в том, что это вообще возможно. – Готов! Йоги Бер вышел, обернув бедра полотенцем с Симпсонами. Он был маленький и круглый и в таком костюме он был похож на картофелину, высовывающуюся из кожуры. Инстинктивно Джорджи прикрыла рот рукой. – Рэчел на дежурстве, – сказал Йоги. Его босые ноги потрескались и загрубели – коричневые, как лицо и руки. В остальном он состоял из плоти, похожей на картофельное пюре. Безволосый. Ногти на ногах – как когти игуаны. – Не скажешь ли часом, можно ли найти свободного матроса? – С кем неладно? – Борис. – Попытай-ка счастья в магазине рыболовных принадлежностей. Счас вот только штаны надену. Надо мне сюда кого-нибудь в подмогу… Дела?!.. Он убежал за какие-то воняющие ящики и через минуту вернулся без рубашки, но в комбинезоне. – Воскресенье – лучше нету, – сказал он. – Сегодня вторник. – Ладно, я тебя не выдам, если ты меня не выдашь, – решил он, показывая ей в улыбке редкие зубы. – Ключи. Телефон. Ну так? В кабине, пока она гнала «Крузер» через три квартала города, Джорджи унюхала на нем больше мыла, чем узо, – хороший признак. Он потыкал пальцами в кнопки мобильника и взгромоздил ноги на приборную доску Джима. – Рэчел, – сказал он Джорджи. – Она-то знает, как отличить дерьмо от крема для бритья. Пошла в университет, и все такое. Джерра! – заорал он в телефон. – Ты, ленивый, толстый ублюдок-хиппи, выводи свою миссис из вашей медицинской хибарки и скажи ей, что пора за работу!.. Ну да, дружок, экскременты случаются, и это твоя маленькая общественная обязанность. У нее по расписанию… Да, да, заткни свой поганый рот, ты, наглый хрен! Пять минут. Джорджи въехала во двор перед хибаркой добровольной медицинской службы. – Гладко водишь, Джорджиана. Присоединилась бы, водила бы наш фургончик. – Спасибо, но я лучше уж на твою пожарную машину, Йоги. – Точно, там ведь больше колокольчиков и свистков, так? И желтая каска. – Вот-вот. – Чертова амуниция. Достает их каждый раз. Я уж замолвлю словечко. Она оставила его и отъехала, улыбаясь. Она понимала, почему рыбаки его любят. Смех у него от Бога. Солнечный вид. Вечером, проведя целый день в море в жалкой лоханке и под пронизывающим ветром, они приезжали, чтобы взвалить улов на его грузовичок, и та чушь, что он нес со счастливым лицом, была как бальзам на сердце. Он, конечно, не мечта бабы, но, наверное, ему удается глушить в себе тягу к домашности. Остановившись перед рыболовным магазином, она увидела несколько мальчишек и девчонок с африканскими косичками – те тут же пришли в состояние настороженного внимания. Истыканные серьгами губы обметало простудой. У нее десять минут. Жаль, что не успела почистить зубы. * * * Прибрежная пустошь, заросшая вереском. Овечье пастбище, утыканное зазубренными кусками известняка. Заросли банксии. Пара стерильных плантаций сосны перед маленькими фермами и дерьмовыми застроенными площадками. Пустая двухрядка гудит, и пес ложится на передние лапы, не сводя с него глаз. Он делает это за два часа. Удивляется собаке и времени. – Не тот ли, кто сотворил Агнца, сотворил и тебя, шавка? Пес поднимает бровь. – Я говорю, симметрия прямо пугает. Пес сворачивается клубком и лижет яйца. За широкой терракотовой крышей пертской равнины в бронзовую кайму неба поднимается выводок зеркальных башен. – Иерусалим, – бормочет он. Лютер Фокс въезжает в задний двор заведения Го – в сальное зловоние. Паренек, что собирает бутылки у мусорки, бросает на него взгляд из-под черной челки и гордо уходит внутрь. Двор пропах горелым маслом и гнилыми овощами. Пес тихо поскуливает. – Замри, шавка, а то съедят тебя с рисовой кашей. Город гудит белым шумом транспорта и кондиционеров. Где-то бесконечно ухает автосигнализация. Го, в хрустящем белом переднике, подходит к двери. Фокс выходит, протягивает руку. – Есть морские ушки, Лю? – Все отлично, Го, спасибо, что спросил. – У нас бизнес, Лю. Некогда валять дурака. Фокс ухмыляется. Го идет к багажнику «Форда». Он всегда один и тот же. В поступи вьетнамца чувствуется целеустремленная энергия. – Нет ухов, – говорит Фокс. – Плохо. – Мог бы их купить законно, знаешь ли. – По две сотни за кило? Совсем рехнулся, что ли? – Да уж. – Так что у тебя? – Хорошая рыба. Окуньки, люциан, треска. – Свежие? – Это когда это ты последний раз брал у меня несвежих? – А вот шутки у тебя лежалые. – Ладно, правда твоя. Ресторатор, сторонясь, обходит пса и вспрыгивает в кузов. Две большие стальные коробки похожи на ящики с инструментами, какие бывают у ремесленников. На них даже есть обязательные наклейки: «Stihl», «Sidchrome», 96FM. Го направляется к той, что побольше, и Фокс делает разрешающий жест – маленький обмен любезностями. Холодный туман поднимается из ящика, когда Го приоткрывает крышку. Внутренний контейнер из стекловолокна набит колотым льдом. Вьетнамец откапывает розового люциана. Смерть стерла с него большую часть голубых пятен, но его тело все еще твердое, сплошь гладко вымощенное чешуей от яркого прозрачного глаза до упругого заднего прохода. Люциана заморозили в тот самый момент, как его тело стукнулось о палубу; Фоксов улов будет наисвежайшим и через сутки, но это вопрос профессиональной гордости – привезти люциана сюда меньше чем через три часа после того, как его выловят. – Красавец, а? – Свежий – вот и красавец, Лю. – Но свежий и к тому же дешевый… |