Онлайн книга «Факультет патологии»
— А-а, ну как тебе сказать. Я прожил недолгую жизнь, и я не знаю, как это называется, может, и встречаться. — А я бы встречался, — уверенно говорит он, — она красивая девушка, эффектная. — Благодарю вас за комплимент, вы очень добры. — Что же тебя останавливает? — Ну, не думаю, что я бы Наташе понравился… тем более после тебя, такого «крассавца». Он вечно меня подкалывает. — Почему, вы мне нравитесь, — тихо говорит она. — А, вот как! Может, я тогда выйду, чтобы не мешать, — говорю я. — Ладно, стой уж, Отелло. Вы так не шутите, Наташа, он ревнивый, как сто чеченцев, глотку перережет. Он, собственно, и вырос среди них, вместе с ними якшался, к умным мальчикам, начитанным, его не тянуло. Я улыбаюсь, мне забавно слушать отца. Все то же самое, все одно и то же, только интонации другие, мягче. — Пап, а у нее не плохие ноги, да? — спрашиваю я, так как он часто смотрит на разрез у колена. Он не смущается: — Как тебе сказать, даже очень не. Но в этом ничего зазорного нет, ты не смутишь меня… — Еще бы!.. — Это приятно, когда женщина обладает красивыми, я бы сказал, зовущими ногами. Как вы считаете, Наташа? Она делает движение. — Мне трудно судить… — Как сказал еще Пушкин: «В России вряд ли вы найдете две пары стройных женских ног!» Замечательно сказано. Так что вы, Наташа, составляете прекрасное исключение. И я только восхищаюсь, любуясь, а плохих мыслей у меня нет, как Саша представляет. Мы смеемся. — Пап, а чего сегодня празднуем? — Спроси у матери. — Мам, — кричу я, — какое торжество? — У папы пять лет, как он защитил докторскую диссертацию. — Не в пример некоторым, — говорит он, — кого за письменный стол не загонишь. Тут я согласен. Бате есть что праздновать, ему эта диссертация боком далась: семь лет ночами писал, а днем работал, и в отделении оперировал, и на кафедре преподавал, — нелегко было. — Пап, поздравляю от всей души. — Простите, — сказала Наташа, — я не знала, какое у вас событие, поэтому… — она встала, взяла конвертную сумочку и быстро ее раскрыла, протянув ему маленький бархатистый коробочек. — Не стоило, право, Наташа. Но благодарю нас от всей души. Вы очень тронули меня. Я смотрю на нее удивленно. Господи, почему все так поздно замечаю я. Он раскрывает коробочку черного бархата, там запонки, они сияют и переливчато горят. — Я очень люблю запонки, Наташа, и у меня их вечно нет, жена теряет. Так что большое спасибо! — Я рада, что вам нравится, я, правда, не успела… — Что вы, это прекрасный подарок. — И тут он вглядывается. — Подождите, да это же золото. Она стоит молча. Нет, я балдею от нее, ее фигуры, бедер, всего ее вида, — я уже опять хочу в ту старую маленькую комнату и мять, ломать, сжимать ее страстно бьющееся тело. — Это очень дорогой подарок, Наташа, я не ожидал. Я не могу принять его. — Что вы, не стоит упоминания. — Вы студенты, вам нужно деньги экономить. — Папа, успокойся, это от чистого сердца, и не надо никого обижать. Вечно деньги для него роль необыкновенную играют. Может, потому, что трудно даются. Давались, сам все зарабатывал. — Ну, хорошо, уговорили. Тогда за мной вам тоже подарок к вашему дню рождения. — Спасибо большое. — Она садится. Он добавляет: — Хотя я считаю, что первый и самый ценный подарок я вам уже сделал: Сашу… Мы все смеемся. — Нелегкий подарок, должен вам сказать, Наташа, тяжелая ноша. Так что не обижайтесь на меня! Она смеется очень звонко. — Санечка, пойди на минуту сюда, — зовет мама. Я иду на кухню, она раскладывает все по тарелкам сразу из холодильника: отец любит, чтобы то, что должно быть холодным, было холодным, ледяным, а что горячим, то таким, чтобы в рот невозможно было взять. — Очень приятная девочка. Это что, новая? У нее сильный вкус. — Ма, какие-то ты слова находишь. — У-у, давно ли ты такой выборочный к словам стал? Неужели это серьезно, такое только с Натальей было. — Ма, мы потом поговорим, хорошо? — Хорошо, — она улыбается, — помоги мне это отнести. И тут меня как током обжигает. Я бросаюсь в комнату, и вовремя: ее рука уже к сумочке тянется. Я наклоняюсь и шепчу: — Наташ, не кури, умоляю, он ненавидит, когда кто-либо курит из близких ему, особенно женщины. Она улыбается мне, когда я отклоняюсь, и говорит: — Спасибо, — и вздыхает плечами облегченно. — Прошу к столу, — говорит мама, и мы садимся. — Наташа, вы где предпочитаете сидеть? Ну, конечно, возле меня, а не возле Саши, — новая пластинка всегда приятней, чем старая. Она улыбается, а губа вспухшая. Мне ее жалко. — Я только, простите, если можно, руки сначала помою. — Да, конечно, всегда пожалуйста. Мама показывает ей ванну и дает чистое полотенце. Отец открывает шампанское и разливает по бокалам. — Ну, как живешь, Саня? — Неплохо, пап, спасибо. — Девочка у тебя, вижу, новая, приятная, а чем в занятиях порадуешь, сколько оценок хороших получил, сколько похвал от преподавателей заработал, как в науке продвинулся? — Пап, оценки и похвалы нам ставят только в сессию, а сейчас еще… — То есть ты хочешь сказать, как это по-твоему, «рано суетиться». Понятно, от сессии до сессии живут студенты весело! — Он смеется. И в этот момент появляется она. — Где мне можно садиться? — сама скромность, очарование, и губы уже не заметно. — Где пожелаете, Наташа, гостю почетное место. — Она садится рядом, с другой стороны ее — папа, он на почетном месте, как всегда. — Мам, сядь уже, — говорю я, она вечно суетится, что-то добавляет и прибавляет. Я встаю и поднимаю бокал. — Папа, я тебя поздравляю от всей души с успешным завершением диссертации, тогда. Рад, что не в сына растешь, не в меня удался, грызешь гранит науки, нам его осколки собирать предоставляя… Мама усмехнулась чуть-чуть, вспоминая. — И я желаю тебе только здоровья, потому что, когда есть оно, есть все, — счастья, исполнения, долгих лет жизни — и чтобы ты пережил еще меня. |