Книга Лита, страница 55 – Александр Минчин

— Все через это проходят, мамуля.

— Я не хочу, чтобы через это проходила ты, моя дочь! Я прошла уже все и за себя, и за тебя — вдвойне. Втройне. И заплатила всем, кому должна, на много жизней вперед.

— Хорошо, мамуля, только не волнуйся.

— Вот вам мой ответ, Алексей.

Мы замерли.

— Вике еще учиться в институте чуть больше года. Пусть свадьба будет, когда она его закончит. К тому же выйдет новый фильм ее на экраны и, возможно, ей, уже как известной актрисе, дадут квартиру. (Ха-ха. Она засмеялась сама для себя.) И если вы за это время не передумаете своего решения, а утвердитесь в нем, то я благословляю вас, обоих. Это будет ваш «испытательный срок». А теперь, — она улыбнулась своей единственной улыбкой, видя наши кислые лица, — давай, Викуля, шампанское, и мы выпьем за жениха и невесту! И, Алексей, что-то там у вас необыкновенно вкусно пахнет в пакете, не стесняйтесь, несите!

Зоя Богданова, совершенная актриса, сама разлила нам в бокалы шампанского.

— За вашу помолвку! — произнесла она и выпила до дна.

Позже Вика мне сказала, оценивая происходящее:

— Я первый раз видела, как мамуля пьет шампанское, до дна.

Мы обсуждали с «невестой» целый вечер, гуляя по снегу, мое сватовство.

Удивил нас ее названый папа, советский писатель, который сообщил, что им нужна чистая кровь. Причем в самой Вике было уже две крови. А его крови в ней не было ни капли.

Теперь, когда я считался женихом, а она невестой, нас приглашали в известные дома на обеды: в дома актеров, режиссеров, сценаристов, писателей, поэтов. Нашей юности завидовали, и каждый просил: обязательно пригласить на свадьбу.

В один из вечеров я решил пригласить дочь и маму в ресторан ЦДЛ, чтобы отпраздновать нашу помолвку. Каждую минуту к знаменитой актрисе подбегали за автографами, выразить свое восхищение, восторг; каждые пять минут ей посылались на стол шампанское и коньяк, которые она не пила, и рассеянно улыбалась. Поэтому она редко когда ходила или появлялась в публичных местах, предпочитая обеды в своем доме.

— Теперь вы понимаете, Алеша, как я пополняю запасы нашего бара в доме?!

Иногда, когда Вика была на воскресных съемках, я брал у отца машину (говоря, кто в ней будет ездить) и возил Зою Петровну по всяким мелким и крупным делам. Ей нравилось, как я быстро вожу машину, и она жалела, что у нее нет такого шофера. Я жалел тоже…

Позднее мы заезжали за Викой на студию и после съемок ехали на обязательный обед к известной актрисе. И восходящей.

Я разливал вино, развлекая звезду разговорами и меткими наблюдениями, описывая, где мы были и что мы видели. Вика принимала душ и выходила посвежевшая и порозовевшая. И мы садились обедать за накрытый стол под круглым малиновым абажуром.

И внутри у меня разливался покой. Я наконец-то вырвался из ада и тюрьмы: следователей, судов, венерических диспансеров, следствий и преступников, прокуроров и улик.

Повеяло — свежим, легким воздухом в моей никчемной жизни.

Актриса уехала на встречу со зрителями, мы полулежим с Викой на диване и смотрим телевизор. По телевизору идет мура, стоило его создавать. (Русскому инженеру в Америке — Зворыкину. Сколько их Россия потеряла.)

Она целует меня в губы и спрашивает:

— Чем ты занимался эту неделю, когда не было меня?

Она была на съемках в Суздале.

— Написал рассказ.

— Не может быть! Дай почитать!

— В прихожей, в моем пакете.

Она вспархивает, возвращаясь с несколькими страничками.

Залпом читает и удивленно смотрит на меня:

— Это же история моей мамы.

— Это просто история, там много гипербол и символов.

— Ты не можешь это опубликовать: тебя посадят, да и у мамы будут неприятности. Ее судьбу предпочитают держать в тайне.

Я взял машинописные странички и разорвал пополам.

— Никаких проблем!

— Зачем? — вскинулась она. — Это талантливо написано! — и забрала у меня две половинки, унеся их в кабинет.

На этом я закончился, как писатель. Рассказ назывался «Актриса», первоначально «Баллада об актрисе». И больше никогда в жизни не писал.

Максим был ошарашен и не мог поверить, когда мы, пригласив его в какой-то ресторан после дежурства, объявили, что мы решили пожениться.

Марек был удивлен моему выбору, но сказал, что достанет ей самое красивое свадебное платье из Парижа.

(Вивьен никак не была впечатлена Викторией, и поэтому вчетвером мы не выходили никуда.)

Раз в неделю я делал «бизнес» с Мареком, и у меня всегда оставалась куча денег. С ними было проще. Я мог доставлять удовольствие близким…

Как-то раз я очень сильно подрался на улице, защищая какую-то девушку от двух пристающих к ней мужиков. Она успела убежать.

И мне было очень приятно и уютно, когда две актрисы, старшая и младшая, хлопотали надо мной и вокруг меня, смывая кровь и грязь с моего лица.

— До свадьбы заживет, — говорила Зоя Петровна и с тревогой смотрела мне в глаза. — Не вызвать ли моего врача, Вика?..

— Никаких врачей, — встал я и снова сел. Вика знала, как я «любил» врачей.

Потом меня отпаивали малиновым чаем и клали какие-то компрессы. С листом алоэ.

Вскоре после этого наступила весна. В марте у Вики был день рождения. А в мае она кончала съемки нового фильма «Мальчик и девочка».

Летом мы собирались ехать на каникулы в Юрмалу и забыть суету, шум города, беспокойность столицы.

Наши отношения приобрели постоянные очертания и были отношения, скорее, друзей, чем любовников. Хотя она считала, что это любовь. Признаться, мы никогда не обсуждали этого слова. Любовь. Что такое любовь? Это когда… Какая разница, я не мог вызвать у себя тех чувств, которых у меня к ней не было.

Я старался завуалировать это мягким отношением и балованием ее. Как мог, чем мог. И если тело той меня тянуло, но отвращало, то тело этой не тянуло и не отвращало. А было нейтрально. У нее был на редкость стройный классный зад, но маленькая грудь. Но постепенно я научил себя возбуждаться — ее бедрами, задом, нежной белой кожей. У нее были длинные стройные ноги. Они считалась красивыми — ее ноги.

А я хотел тех, других ног, обвивавшихся вокруг моей спины цепкой хваткой. И ночами возбуждался от этого видения. И тогда я хотел Викторию, чтобы она перебила это желание, затопила это возбуждение. Ей это непроизвольно удавалось: она не возбуждала меня. Она мне была интересна, но не более.

Я должен был, видимо, что-то сделать, но что, я не представлял.

Если я раньше мог быть по нескольку раз с презренным (предавшим) телом, то с ней я не мог быть чаще чем раз в неделю. И только раз… Почему она меня не возбуждала, я не мог понять. Я был уверен, что у нее есть тьма поклонников, о которых она мне никогда не говорила и не упоминала, тактично. Еще бы: молодая, стройная, восходящая звезда. Ее фотографии публиковались в иллюстрированных журналах, открытки на всех углах Москвы, во всех киосках печати. С ее портретом был снят первый календарь на «Мосфильме». Обнаженные плечи оттеняло черное вечернее платье.