Онлайн книга «Придворные отморозки»
|
— Вот это я люблю! Сюрпризы — это вещь! Бухалово есть или свое взять? — Есть, чтобы целый день куролесить! — Все поняла! Считай, уговорил, черт старый! — Уговорил? Да ты за этим делом без всяких уговоров полетишь, как бешеная. Знаю тебя, шалаву! — Ты давай, дед, иди! Мне еще себя в порядок привести надо! — Давай, но запомни: кого ты там с собой возьмешь, мне без разницы, и что вы вытворять там будете, тоже, но чтобы без визга и шума. Чтобы до соседей ничего не дошло, поняла? — Поняла, поняла, в первый раз, что ли? — И учти, в одиннадцать бабы из дома вон! И мужиков за собой не тащить! Предупреждаю. Не дай тебе бог, Зинка, ослушаться, старшой там будешь! С тебя и спрошу! Собирайся и вперед, работать, невеста! С этими словами дед Ефим вышел из дома проститутки. Кислый запах ее пропитой хаты сменился свежим порывом чистого осеннего воздуха. Ефим немного постоял, жадно вдыхая этот чистейший, пьянящий аромат приближающейся осени. С этим решено! Теперь надо к «бугру». А это на противоположный конец поселка. Но делать нечего. Времени навалом, можно не спешить. Он перешел улицу, свернул в узкий проход, направляясь в сторону реки. Ефим пошел задами, чтобы зайти в нужный дом с тыла, от глаз подальше. Добротный дом на излучине встретил его скользкой, поднимающейся от деревянных мостков ступенчатой дорожкой. Сюда, в этот неприветливый дом, он всегда приходил со стороны реки и всегда с трудом преодолевал эту земляную лестницу, не забывая помянуть ее парой крепких словечек из своего богатого лексикона. Сегодня подниматься было труднее, ступени были мокрыми, и если бы не проволочные поручни, неизвестно, добрался бы вообще наверх старый Ефим. Оттого и был он в мрачном расположении духа. Пацана нашли по лестницам лазать. Выйдя на площадку, Ефим оглянулся, выругался: — Черт, злодерьмучка проклятая, так и смотри, чтоб не сковырнуться вниз. А слова, блин, не скажи! Так принято! Эх, горе наше тяжкое! Отдышавшись, дед прошел во внутренний двор, обнесенный высоким деревянным забором с двумя рядами колючей проволоки поверху. Эта проволока всегда вызывала у деда Ефима одну и ту же реакцию: — Как на зоне, в натуре! Но и лестница, на которой ему приходилось корячиться, и проволока, протянутая по забору и сильно раздражавшая деда Ефима, и те ругательства, которые он беспрестанно повторял, поднимаясь в этот дом, всегда относились только к вещам, но никогда к тому человеку, который и придал всем этим вещам настоящее положение, — хозяину дома — угрюмому Якову Петровичу Голонину. И хотя по годам Ефим и Яков были почти ровесниками — обоим было около восьмидесяти, Яков Петрович всегда был старше. И раньше, на зоне, и потом, на поселении. Был он старшим и сейчас, когда с тех пор утекло много воды. Старшим по своему положению. И это Ефим безоговорочно принимал и такому раскладу подчинялся. Старый кобель Дозор при появлении деда Ефима даже не вылез из своей сухой будки, лишь проводил одним своим красным глазом гостя, вновь уткнувшись мордой в лапы. Ефим открыл двери сеней, прошел до середины, нащупал в темноте ручку двери, ведущей в жилую часть, открыл ее. За длинным столом сидел Яков, рядом суетилась то ли его внучка, как утверждал сам Голонин, то ли девка какая приблудная — точно никто в поселке не знал. Звали эту длинноногую, тощую, как жердь, плоскую по всем статьям деваху без возраста Настей. Ее как-то привез из Верхотурска бывший зэк и знатный охотник Яков Петрович Голонин, один из немногих в крае прилично знающий тайгу и ее скрытые тайны. А это, считай, не одна тысяча гектаров девственного леса, с его болотами, реками, утесами и звериными тропами. — Здорово будь, Яков Петрович, — поздоровался дед Ефим, зайдя в горницу. — И тебе того же, проходи, присаживайся, время полдничать, — стрелки на старой «кукушке» рядом с образами действительно вплотную приблизились к полудню. — Настя! Принеси поснедать гостю дорогому, да графин не забудь! Давай, поживее, — Яков Петрович шлепнул свою родственницу по тощему заду, — а потом иди к тетке Матрене, поможешь ей. — Но, дядя Яков! Я хотела… — Я тебе чего сказал? А? Не поняла, дура? После Матрены сделаешь, что хотела. — После поздно будет, — надулась Настя. — Переживешь! Ну, чего встала, как струя на морозе? Шевели мослами, пока я тебя вожжами не подогнал! Женщина внесла второй прибор для Ефима, выставила, как и велено было, графин с водкой и две рюмки. Яков Петрович глянул на старого знакомца. — Давно, Ефим, не встречались! — Недели две! — Да? А мне казалось, больше. Но все одно, давай по стопарю, за встречу! Выпили, начали обед из старинной посуды, непонятно каким образом оказавшейся у Якова. Отодвинув пустую тарелку из-под первого, Яков сказал: — Чую я, новость у тебя ко мне? — Есть маленько! — Ну? Говори! — Помнишь, ты говорил, что нужно пару человек из зоны встретить? — Конечно, помню! — Вышли они сегодня. — Так! Те, кого Порох нам из-за колючки порекомендовал? — Их! А боле никто и не выходил! Подобрал! Специально, можно сказать, с утра возле забора дежурил. Как вышли бедолаги, я к ним. К себе отвел. Напоил, накормил, как и договаривались. — Что они говорили, какие планы строят? — Как Порох в маляве передавал, хотят тут остаться, мол, идти им некуда, да и незачем пустыми. — Понятно! Сейчас что делают? — Блудят! — Не понял? — Да как выпили, пожрали, баб им захотелось. Вот и отправил к ним Зинку с подругой, развлекать до вечера. Всех предупредил, что шалман до одиннадцати часов и только в хате. Посмотрим, как контролируют себя! — Хорошо! Ты все правильно, Ефим, сделал. Сегодня пусть отдыхают. А вот завтра!.. Завтра сделаешь следующее, слушай внимательно, не ошибись по старости. Ну-ну, не обижайся, я же так, по-дружески! Яков Петрович наклонился к Ефиму, тихо, слегка жестикулируя руками, что, впрочем, было его привычкой, о чем-то долго говорил последнему, закончив словами: — Все запомнил, Ефимушка? — Запомнил, Яков Петрович! — Вот и добро! Дело задумано нешуточное, Ефим! Ошибка, даже малейшая, пусть случайная — смерть! Запомни это. — Запомнил! — И этих как надо настрой! — Ну, за них я не в ответе, хотя буду стараться! — Старайся, Ефимушка, старайся. Сторицей потом старание твое окупится, слово тому мое! |