Книга Злые боги Нью-Йорка, страница 53 – Линдси Фэй

– Конечно, вы знаете его лучше, чем я. Я ужасно огорчена нехваткой его внимания, и вы совершенно правы – он заслуженно привык к всеобщей привязанности.

– Я не специалист в его заслугах. Скажите, что же вас волнует?

– Я читала утренние газеты, – приглушенным шепотом призналась она. – Это довольно… Я очень расстроена, мистер Уайлд. Напугана.

Если любитель резать детей, человек в черном капюшоне, регулярно увозил их из ее публичного дома, я не мог винить ее за страх. Особенно, если она имела к этому непосредственное отношение.

– Мадам Марш, так чего же лично вы боитесь?

Она в притворном разочаровании поджала губы и похлопала пушистыми ресницами.

– Для нашего города, мистер Уайлд? Возможно, бунтов. Хаоса на улицах. Для ирландцев и Демократической партии, которую я безоговорочно поддерживаю? Конечно, провала на следующих выборах. Или вы полагаете мои интересы более личными, раз уж я нанесла вам визит, хотя мы оба чувствуем себя неловко?

Признание, пусть даже частичное – смелый ход. Но люди склонны рассказывать мне разное. Я отпил чая, оценивая тишину. В течение всего разговора я балансировал на острие ножа, но одно хорошо: Шелковая Марш откуда-то прознала, что если говорить ярким и сильным голосом, она будет звучать убедительнее. Птичка наверняка слышала нас сверху. Я надеялся на Господа, что Птичка нас слышит.

– Вы нанимаете птенчиков в качестве мэб, я заявился с Валом и выдал вам печальные новости о Лиаме, а потом увез двух самых юных звездочетов, – подвел я итог. – И теперь вы хотите узнать, как же это вышло.

Она решительно покачала белокурой головой.

– Что прошло, то ушло. Я хочу знать, должны ли мы опасаться за свою жизнь: я, мои сестрички, мои работники, все, кто живет в моем доме.

– Птенчики, которым не повезло жить под вашей крышей, и так уже достаточно боятся за свою жизнь. За ту жизнь, которая у них есть.

Синие глаза вспыхнули. Но в их блеске не было расчета, только горечь и усталость. Глубокая и затвердевшая обида, которую уже не скроешь.

– Мистер Уайлд, вы не единственный, кто плохо обо мне думает. Но я живу хорошо, и мои домочадцы – не хуже. Я богатая и независимая женщина. Я не стану высказываться ни о преимуществах сдельного шитья в голоде или холоде, ни о радостях работы на фабрике, где за услуги не платят, а берут их силой. Но я владею собственным предприятием. Кроме того, я владею собственным временем, что намного ценнее. И меня не удивит, если кто-то из моих подопечных тоже будет процветать, когда вырастет. Ведь я сейчас сижу перед вами, а в девять лет была такой же хрупкой, как и они.

Я моргнул, конечно. Если это правда, если она пережила то же самое, если знает все о том, что заставляет Птичку швырять посуду… тогда любые мои слова ни к чему не приведут. Некоторые шрамы так глубоки, что их не разглядеть, если у тебя нет своих. А если она лжет, ну, тогда с ней просто незачем говорить.

Казалось, ее огорчило то, куда зашел наш разговор. Шелковая Марш выпрямилась и покрутила чайной ложечкой в чашке, будто размешивая неподатливый кусочек сахара, хотя явно ждала меня с этим чаем не меньше четверти часа. Когда она встретилась со мной взглядом, губы ее вновь оживились, а щеки закраснели лепестками розы.

– Пожалуйста, скажите, что на самом деле случилось с Лиамом? – спокойно спросила она. – И, если уж на то пошло, как вы узнали, кто он и где живет?

– В конце концов его опознал один человек, который занимается благотворительной деятельностью.

– Ага. Полагаю, это была мисс Мерси Андерхилл.

От неожиданности меня тряхнуло. Скорее всего, очень заметно, поскольку Шелковая Марш неожиданно показалась очень довольной. Она наклонила голову, копируя мою ошарашенную позу.

– А кто, кроме нее, мистер Уайлд? Я нечасто ее вижу, но она много времени посвящает детям. Не могу представить себе кого-то другого, способного узнать Лиама после короткой встречи.

Странная гладкость ее голоса еще сильнее сбила меня с толку. Но как только до меня дошло, что они знакомы друг с другом – конечно, знакомы; не могла же Мерси ухаживать за птенчиками-мэб, не встречаясь с их хозяйкой, – я перестал удивляться глубокой неприязни Шелковой Марш к красивой и образованной дочери преподобного. Это отношение просачивалось темными нотками сквозь слабую улыбку.

– Можете ли вы сказать мне что-нибудь еще? – уговаривала она. – Вы же видите, я очень хочу помочь.

– Из-за моего брата?

– Думайте обо мне, что пожелаете, вы уже явно дали себе волю, но вам не следует считать, будто я не забочусь о своих братиках и сестричках.

В этом заявлении было намеренное тепло, я должен был услышать его в потрескивающих, оборванных согласных.

– Не я строила Нью-Йорк, мистер Уайлд, не просите меня переделать его по вашему вкусу. Могу ли я чем-нибудь помочь?

– Нет. Но спасибо. Вы пришли сюда выкачивать из меня информацию и предлагать сделку – очень мило с вашей стороны.

Я думал испугать ее, сбить с этого белого личика возмущенную улыбку. Но улыбка только стала шире.

– Возможно, Валентайн говорил вам, что я очень справедлива. Но мне кажется, вы не умеете ни прислушиваться к брату, ни ладить с ним.

– Ну да, я видел, как хорошо вы с ним ладите.

Этим словам удалось то, с чем не справились прямые оскорбления. Ну конечно. Какое бы сердце у нее ни осталось, она явно отдала его неподходящему человеку. Я пожалел о своих словах, когда понял, что сейчас она видит вместо меня Вала, видит, как он впервые так бесчувственно обошелся с ней. Ее губы на мгновение дрогнули, а потом она вновь овладела собой и улыбнулась, будто от этой улыбки зависела вся ее жизнь. Похоже на то. И, наверное, не раз.

Изящно, шурша зеленым шелком, она поднялась на ноги. Взглянула на свои перчатки, лежащие на прилавке. И заметила ночную рубашку. Чуть повернула голову, всматриваясь в меня.

– Не мог же я отправить Нила и Софию в церковь в этих тряпках, – брезгливо сказал я.

– Ну конечно, нет, мистер Уайлд, – согласилась она, сплошь кипящий сахар и яд. – Но все же надеюсь, вы заплатили им должное за… проведенную здесь ночь. Раз уж они, очевидно, неплохо вас развлекли. В своем заведении я всегда тщательно слежу за тем, чтобы проведенное время было должным образом возмещено.

– Если я найду среди ваших домочадцев еще одного птенчика-звездочета, Христом Богом клянусь, любое звездочетство в вашем доме сразу станет возмутительно незаконным.

Я и раньше знал: женщины способны вывести убийство на своих веках, а потом сладко подмигнуть парню. Но еще ни разу такого не видел. Здорово пугает, когда хорошо проделано.

– Трудно, должно быть, идти по жизни братом-коротышкой Валентайна Уайлда? Не удивительно, что вы столь озлобленный человек, – любезно заметила с порога Шелковая Марш.