Онлайн книга «Очарованные»
|
Лена смотрела на него во все глаза. Чуть небрежный, обветренный под не здешним солнцем, в нежно-кремовом чесучовом костюме, ловко сидящем на нем, в бело-голубой сорочке, расстегнутой на груди, Муратов выглядел только что вернувшимся с дорогого курорта. Но при этом он остался прежним Борей – быстрым и сосредоточенным. Так он всегда заходил в студийный класс, все три года их совместной учебы. – Нормально съездил. Уже почти восемь, можешь идти домой. – Нормально?! Я так и знала! Я даже документы подготавливать уже начала! Правильно сделала? – Почти правильно, Маша, почти. Документы надо будет еще дорабатывать. – Какой раздел? – с азартом продолжала девушка. – Условия договора? – Давай мы это обсудим завтра. – Боря улыбнулся ей устало, как вернувшийся с работы отец улыбается маленькому сыну. – Я поняла, Борис Владимирович. До свидания, до завтра. Раздосадованная администраторша скрылась за кулисами из рогожки, а Боря занял ее место за письменным столом. Ему это шло – сидеть за тяжелым двухтумбовым письменным столом. Сразу было видно – хозяин. На Лену, сидящую слева в кресле, он смотрел чуть-чуть свысока. Как на просительницу, что ли? Лена вскинула голову, испытующе, но с улыбкой заглянула ему в глаза. И едва заглянула, как почувствовала: все ее обиды остались в прошлом. То есть обиды-то, может, и не в прошлом, но вся беда в том, что их теперь некому оказалось предъявлять. Новый Боря – деловой человек, по достоинству оценивший в ней мастера-дизайнера. Но и только. – Ну, как твои дела? – спросил Боря – молчание уже начинало делаться напряженным. – А как твои? – Как мои, ты, наверно, уже заметила. А вот как ты дошла до жизни такой? – До какой? – Как ты докатилась до игрушек? – Я ни до чего не докатилась! Лена испугалась, что сейчас сорвется. Достаточно было пяти минут, чтобы убедиться: Боря – он и есть Боря. Прежний. И даже от привычки читать ей эпатажные нотации он избавляться не спешит. Раньше она прощала ему все это, потому что он был ее любимым, ее молодым человеком. А теперь все – баста. – Я никуда не катилась, – повторила Лена спокойнее, – я работаю по специальности – делаю, что умею. А ты делаешь то, что умеешь делать ты. – И что же я делаю, по-твоему? – с насмешкой спросил Боря. – Ты? – Она растерялась. – Да вот это все. – Лена беспомощно обвела рукой салон. – Ты пишешь и потом еще... руководишь салоном... – Ошибаешься. Сто лет ничего уже не писал. – Вот как?.. Отчего же? – Долго рассказывать. – Как хочешь. Мы собирались поговорить об игрушках. Но не в смысле – как я дошла до жизни такой. Тебя как будто заинтересовали мои звери... – Да нет, знаешь ли. Твои кошки вряд ли могут кого-то заинтересовать. – Ты издеваешься?! Да сколько можно-то? – Лена поднялась и направилась к выходу. – А ты все та же! – в спину отчитывал ее Боря. – Обидчивость и наивность, как у пятилетней девчонки! Где твои бантики? Лена не оборачивалась. – Ну, подожди! Твои кошки совсем неплохие. И даже больше того. Но при всем том они всего-навсего детские игрушки. – Да я и не претендую на большее! Хорошо было бы не отвечать – молча выйти из проклятого салона, но она не сдержалась. Неправда! Он изменился – стал еще несноснее, еще жестче. Еще капризнее, еще высокомернее, еще заносчивее! – Игрушки, – усмехнулся Боря, – не есть произведения искусства. – Ну и пусть! Чтобы не встретиться взглядом с Борей, Лена уставилась на висящую прямо перед ней небольшую квадратную картину. От волнения она не могла разобрать, в чем тут смысл, но скоро вообще засомневалась, что этот смысл существует. – А в арт-галерее следует выставлять что? – продолжал между тем он, но Лена промолчала, сосредоточенно глядя на черный фон картины, по которому сверху вниз тянулись обыкновенные пеньковые веревки разной длины. К концам веревок были привязаны широкие стальные кольца, холодно поблескивающие в лучах софита. В правом верхнем углу шедевра желтело внушительных размеров пятно. – Произведения искусства тут следует выставлять! Ясно? Теперь поняла? – Поняла! Произведения искусства, по-твоему, это нечто такое, на что посмотришь пять минут и потом непременно захочется удавиться! А если не захочется, это не искусство. Так – поделка! Безделушка! Дрянь! – Ну-ка, ну-ка. – Боря неожиданно улыбнулся. – Повтори! Что ты говоришь? – Такое искусство – да кому оно только нужно?! Пока тебя не было, сюда приходили две несчастные лохушки, увидели вот этот твой артефакт, – Лена смачно ткнула пальцем в картину, – забалдели. Это то, что нам надо, говорили. А по мне, так это нужно повесить при входе в клуб самоубийц. – Ну, скажу тебе я!.. Ты не так уж и не права. Действительно мрачная штуковина. – И это, по-твоему, искусство? – Не по-моему! Не по-моему! – С каких это пор ты стал плясать под чужую дудку? – С тех пор как стал владельцем салона. – Стал – и что же? – Да чего ты вскочила? Садись... Ну вот, и давай говорить спокойно. Если в моем салоне выставлено что-то, значит, я на двести процентов уверен, что это уйдет. За этот, как ты выражаешься, артефакт для клуба самоубийц сегодня утром уже внесли задаток. Вполне нормальные современные люди, а судя по материальным возможностям, даже преуспевающие. – И ты рассчитываешь, что я вместо обыкновенной кошки приволоку в твой салон какого-нибудь монстра?! Кошку-сороконожку с человеческими пальцами на лапах? – Отлично придумано! Оторвут с руками! А если она еще будет материться на всех языках... – А тебе не стыдно выставлять у себя такое? В галерее твоего имени? Лена откинулась на подлокотник и принялась разглядывать Борю. В сущности, он мало изменился. Только повзрослел. В отличие от женщин мужчинам идет возраст – они делаются значительнее. Им даже морщинки на пользу... У Бори первые морщинки уже собираются легкой сеточкой возле глаз, но глаза от этого становятся выразительнее. В его глазах обаяние и... спокойное, без холодности, чуть ироничное понимание жизни. – Чего ты спрашиваешь? Абсолютно децельный вопрос!.. Мы можем вписаться в ситуацию или не вписаться в нее. Если хочешь вписаться, надо сделать все зависящее... – А ты хочешь вписаться? – Елена тихонько усмехнулась. – Хочу. – А раньше не хотел. – Это было раньше. В розовом детстве. – Так бы и говорил сразу: хочу вписаться! И нечего было орать на меня. |