Онлайн книга «Очарованные»
|
– Сама могла бы въехать! Если бы я не вписался, у меня не было бы никакого салона. И сидели бы мы с тобой в парке на лавочке, как в годы золотые... – Но это совсем не так плохо. – А что до орать... Мало я в свое время орал на тебя! – Как это мало? – Если бы я не орал, не заставлял выискивать цвет и вырисовывать перспективы, ты не стала бы мастером. Художником. – Да я и не стала им! Ты всегда говорил: художник и дизайнер – две большие разницы! – Я приучил тебя к постоянному поиску. – Он прав, кольнуло в сердце у Лены, но Боря не дал ей опомниться, продолжая: – А по поводу нашей сегодняшней разборки я тебе скажу: инвективу нельзя отождествлять с банальным обвинением... – Что? – Инвектива не тождественна обвинению. – Инвектива? – Это призыв к действию, а не базарная ругань! – И к какому же действию, интересно, ты призываешь меня? – Главное в нашем деле не останавливаться. Ты должна нащупать свой путь... – Борька! – разволновалась вдруг Лена. – Ты сам себе противоречишь. Ну какой у меня путь? Рисовать матерящихся монстров?! Боря молча вылез из-за стола и сел на подлокотник кожаного кресла рядом с Еленой. – Пока делай монстров. – Ты опять издеваешься? – А потом я что-нибудь придумаю для тебя... – Он взял в ладони ее лицо, долго разглядывал, потом погладил щеку. – Ты знаешь, у меня такое чувство, что я должен сделать для тебя что-то очень важное. Всю жизнь у меня это чувство. С первого курса, с нашей первой встречи... Вот насчет первой встречи – чистая правда. При первой встрече Лена действительно поразила его. И он, пораженный, так старался ради нее. Каждую неделю дарил цветы, таскал подрамники, писал натюрморты для зачетов, кормил апельсинами и пирожными. И Лена, простодушная первокурсница, была абсолютно счастлива этим. И верила: и сейчас, и в будущем Боря сделает все, чего она только ни пожелает. Но вот на третьем курсе, выиграв довольно известный студенческий конкурс и получив право продолжать художественное образование во Флоренции, Боря уехал из Москвы. Тогда-то Елена и усомнилась. В его готовности, в его чувствах и в себе – в своей для него единственности и уникальности. Попробуй теперь от этих сомнений откреститься! ...Они сидели в полутемном выставочном зале, а за стеклянной стеной, совсем рядом, бурлила вечерней жизнью старинная московская улица. В людском потоке плыли автомобили, их полированные крыши отливали огнями вывесок и реклам. Отблески уличного света освещали зал призрачно, таинственно. Дальние стены галереи исчезли, слились с темной глубиной, а подсвеченные картины теперь казались висящими в пустоте. Боря все держал Ленино лицо, всматриваясь в него, и наверное, оно сейчас тоже казалось загадочным, потусторонним. И Лена, подыгрывая этому впечатлению, понизила голос и сказала нараспев: – Хорошо тут у тебя. Таинственно. То, что нужно... Так говорят актеры детских театров, когда на сцене гаснет свет. – А я здесь и живу... – Боря принял ее тон и ответил под стать. – Прямо в зале? – уточнила Лена тем же тоном. – За сценой. Лена понимающе улыбнулась: – Из экономии? – Это вышло само собой. Я вообще не собирался в Москву – хотел остаться во Франции. Все вроде бы уже и срасталось... – А как же твоя миссия? Ты же должен сделать для меня что-то судьбоносное, очень важное. – Это можно было сделать и из Франции... Во Франции возможностей даже больше, – подумав, прибавил он. – Но ты все-таки вернулся... – Просто в один прекрасный момент я понял, что на родине смогу сделать больше. – Значит, ты вернулся из-за меня? – спросила Лена лукаво. – Конечно! Я думал о тебе. – Но ты даже не позвонил мне, когда вернулся. – Забыла? Я же звонил – ты просто не стала со мной разговаривать. – Звонил!.. – передразнила Лена. – Один раз... – Тогда я только вселялся в этот дом, было столько дел всяких неотложных. – Признайся: тебе просто было не до меня. – А я то же самое о тебе подумал. Ты так... решительно поговорила со мной, да и с нашей последней встречи времени минуло многовато. И я подумал: мало ли что... – Но ведь ты... больше не думаешь так? – мягко спросила Елена. – Нет! Как только увидел тебя сегодня сидящей в этом кресле... – Именно в этом кресле? – У тебя был такой вид: совсем домашний. Как будто все эти годы ты прождала меня здесь. – Правда? – Больше всего на свете Лене хотелось, чтобы он всегда думал так. – Конечно правда. – Я ждала, – призналась Лена. – Но... не в кресле. Я учились и работала. На четвертом курсе устроилась дизайнером штор. – Что это взбрело тебе в голову? – Я же на вечернее перевелась... И вообще долго рассказывать. – Ты же не спешишь... Чем дольше они сидели вот так в одном кресле, прижавшись друг к другу, тем сильнее Лена убеждалась: да, она не спешит. У них с Борей впереди уйма времени – она успеет рассказать все: про Катю, про «Гранадос», про Астерия и Леонарду – про свои беды, начавшиеся так давно и до сих пор не желающие заканчиваться. И он непременно расскажет ей обо всем... Только бы он как-нибудь не догадался про Сергея, думала Лена уже ночью, лежа без сна в странной Бориной комнате – маленькой, белой, напоминающей одноместную больничную палату экономкласса. Боря – консерватор. Несмотря на то что в искусстве он способен на самые отчаянные и невероятные поступки, в частной жизни это всего лишь обычный мужчина. Он наивно хочет, чтобы его любили, любили и ждали. Правда, не просто хочет – в отличие от многих особей этой породы, умеет быть нежным и благодарным... Но все-таки он неисправим! Даже после любви – после взрыва, потрясшего Лену глубоко, до самого основания, он опять заговорил о картинах. ...Ежегодная французская выставка... Со своими скромными полотнами Боря чудом добился права на участие в ней. У него не было и тени надежды на то, что его заметят... Если бы Лена слушала Борю внимательнее, она, пожалуй, поспорила бы с ним: – Это у тебя-то не было надежды?! Не гони! Да ты всегда убежден, что все твои вещи гениальны! Но сейчас она лишь сильнее вдавила голову в его плечо и пощекотала губами шею. Ей хотелось новых взрывов и новых ласк, новых гонок по краю пропасти, новых полетов. А он все свое: выставка, полотна. Хорошо, что недоговаривал... Все-таки они три года не были вместе. Три года без гонок по краю пропасти, без полетов и взрывов, разрывающих душу. Лена, честное слово, не понимала, в какой части ее тела случается этот взрыв. Кажется, она вся рассыпалась на части, на мельчайшие кусочки. Кто будет ее собирать потом?! |