
Онлайн книга «Шотландец в Америке»
— Надеюсь, что так, — отозвался Дрю, — но я очень польщен, что ты меня не сравниваешь с… желе. Габриэль потрогала его крепкий, подтянутый, мускулистый живот. Их взгляды встретились, и у нее захватило дух. Словно зачарованная, она с трудом отвела взгляд. — Я в Шотландии иногда объезжал скаковых лошадей, — сказал Дрю. — Недурная, знаешь ли, тренировка. — Но ты гораздо выше и плечистей, чем нужно жокею. Шотландец улыбнулся. — Вот по этой причине из меня и не вышел толк. Габриэль помолчала и кивнула, приняв к сведению и эти слова. Но к чему весь этот разговор о лошадях, жокеях и скачках? Габриэль заглянула в глаза Дрю и поняла, что он намеренно говорит об этом, желая остудить их разгоряченную кровь. Глаза Дрю загорелись — и она поняла, что он прочел ее мысли. — Обманщик, — сказала Габриэль, не желая, чтобы он прятался, как всегда, за беспечной, деланой беззаботностью. Ей нужны его сила, щедрость, нежность, его страсть, наконец. Девушка снова провела пальцами по его груди — и безмолвно восхитилась тем, с какой готовностью отозвалось его тело на эту нехитрую ласку. — Я не привык иметь дело с девственницами, — хрипло сказал Дрю. Рука Габриэль замерла. Неужели на этом все кончится? Неужели она никогда не познает высшего блаженства, которое сулили его объятия? — Я не девственница, — сказала Габриэль. «Ненавижу ложь!» — предостерегающе зазвучали в ушах его давние слова, но остановиться она уже не могла. Дрю пронзительно смотрел ей в глаза — наверное, не поверил. Да, она не ошиблась. Он человек чести. Добрый. Храбрый. Он спас ее от смерти. Он сдержал слово и ни о чем не рассказал Кингсли. И от его прикосновений у нее поет душа. Габриэль наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Ответ был сокрушителен. Дрю впился в ее губы алчным, требовательным поцелуем… потом опустил ее на землю и на миг прильнул к ней всем телом, прильнул с такой силой, что она ощутила, как велико его возбуждение… и сама едва не задохнулась от ответного желания. Дрю стремительно избавил ее и себя от остатков одежды, затем, склонившись над девушкой, окинул ее жадным, восхищенным взглядом. Габриэль также любовалась его телом. Дрю провел ладонью по ее груди, животу… медленно, искусительно, нежно. А затем опустился на нее, жаркой тяжестью накрыв ее беззащитную наготу. Мгновенная острая боль пронзила лоно девушки, и она не сумела сдержать громкий стон. — Черт побери! Дрю замер, зарывшись лицом в ее шею, дыша горячо и прерывисто. Габриэль ощутила, как пульсирует во влажных недрах ее женского естества его жаркая напряженная плоть. Неужели это все? Неужели он сейчас ее оставит? В отчаянии Габриэль крепко обняла его, притянула к себе. Что-то бормоча, шотландец приник к ней, и опять его сильное тело задвигалось в размеренном, упоительном ритме. Ее охватил знойный жар, прилив наслаждения затопил ее всю. Волны страсти сотрясали их тела, постепенно стихая. Крепко сжимая друг друга в объятиях, любовники жадно ловили последние отзвуки блаженства… и наконец замерли, совершенно обессиленные.* * * Блаженствуя в жарких волнах наслаждения, Дрю изо всех сил старался подавить гнев, но так и не смог справиться с собой. Она снова его обманула. Спору нет, ее ложь обернулась для него величайшим наслаждением… но радости быстро улетучиваются, а горечь обмана живуча и может отравить всю жизнь. Он вздохнул, лег на спину и стал смотреть на вечереющее небо. Солнце спускалось к горизонту, и небесная голубизна была тронута розово-золотистыми бликами. Руки их были все еще сплетены, и он чувствовал, как дрожат ее пальцы. Габриэль одарила его величайшим счастьем, самым чудесным даром, который женщина может дать мужчине, и Дрю был до глубины души потрясен случившимся. У нее, наверное, и прежде было немало поклонников, ведь она хороша и желанна. Однако выбрала его. Надо бы сказать ей что-то нежное и ласковое… Вот только Дрю не выносил лжи. — Почему? — спросил он. — Зачем ты мне солгала? Габриэль вздрогнула и отстранилась. После минутного молчания она тихо ответила: — Разве нужно об этом спрашивать? Дрю повернул голову и заглянул ей в глаза. Господи, какие они синие! Как неотрывно смотрят на него! И нежность, почти любовь, шевельнулась в нем. Но он не хотел любви, не доверял ей. Он понятия не имел, что такое любить и быть любимым. — Я же просил тебя никогда мне не врать. — Голос его прозвучал слишком резко. — Я ни о чем не жалею, — тихо ответила Габриэль. — И никогда не стану жалеть о том, что сейчас случилось. И ты, пожалуйста, не жалей. Дрю и не жалел. В глубине души он совсем об этом не жалел. Вот это его и уязвляет. Уязвляет? Черт побери, просто ужасает! Он провел ладонью по лицу Габриэль, очертил пальцем приоткрытые губы. — В чем еще ты мне солгала? — спросил он тихо. Габриэль молчала, и Дрю понял, что лжи было немало. Сердце его сжалось. Вряд ли он сможет вынести очередную ложь. — В чем еще? — настойчиво повторил он. Она сжала его ладонь своими дрожащими пальчиками. — Есть кое-что… о чем я тебе рассказать пока не могу. — За тобой никто не гонится, — предположил Дрю, прямо глядя ей в глаза. Габриэль кивнула: — Да, это верно. — Но почему ты не можешь рассказать мне все как есть? — Потому что я сама не знаю всего. Знаю только, что человек, которого я очень любила, был убит. И убийца стрелял в меня. — Человек, которого ты любила? — В сердце Дрю шевельнулась ревность, чувство прежде незнакомое и очень неприятное. — Кто это? — Родственник. — А точнее, — процедил Дрю, — твой отец-банкир, решивший тебя продать в уплату за свои долги. Или друг, который пострадал, когда хотел тебе помочь. Дрю вдруг понял причину своей злости: Габриэль: ему стала чересчур близка, потому-то каждая ложь ее — точно нож в сердце. Он резко отодвинулся, застегнул рубашку, надел штаны. И швырнул Габриэль ее одежду, не обращая внимания на боль в ее глазах. — Дрю? — Одевайся, — холодно ответил он, отвернулся и пошел к коням. И даже зажмурился, терзаясь острым сожалением. Нет, он должен освободиться, забыть эту женщину! Но как это сделать, если она задела его сердце, чего прежде не удавалось никому? И как можно любить женщину, которой не веришь? Мысленно он помимо воли услышал голос отца: «Твоя мать была шлюхой. Ты не мой сын. Ты это хотел узнать?» Нет, он не хотел этого знать — просто понимал, что знать надо. Только лучше бы это знание пришло потом, ко взрослому мужчине, а не к одинокому несчастному мальчугану, который никак не мог уразуметь, почему его так ненавидят. Узнав причину, он уже потерял способность верить. И пришел к убеждению, что вообще не достоин чьей-то любви. |