Книга Когда отступит тьма, страница 30 – Майкл Прескотт

— Что?

— Как ты вошел в лачугу, если Роберта нет дома?

— А…

Эндрю помедлил, оценивая степень риска, решая, насколько можно быть откровенным.

— Дверь была не заперта, — спокойно ответил он. — Возможно, Роберта не особенно беспокоит вмешательство в его частную жизнь.

— Есть какие-то признаки того, что твоя жена могла быть там?

— Нет.

И словно по сигналу оба зашагали по дороге, Эндрю искоса поглядывал на Коннора, пытаясь угадать его мысли по выражению лица.

— Ты приехал на ее поиски? — спросил Коннор.

— Подумал, что она могла приехать сюда.

— Надо было сказать мне.

— Пришло в голову, когда ты уже уехал. И вообще, — Эндрю пожал плечами, — особых надежд я не питал.

В заднем кармане Эндрю лежали плотно свернутые бумаги со стола Роберта. Красноречивые бумаги, с ненавистью испещренные именем Эрики.

Он мог бы показать их Коннору, поделиться своими мыслями.

Но когда дело касалось Роберта, Эндрю предпочитал заниматься этим сам, несмотря на явный риск.

Собственно, в откровенности риска было больше.

За кустами болиголова стояли «феррари» и бело-зеленый «шевроле» Коннора. Эндрю открыл водительскую дверцу своей машины.

— Насколько я понимаю, от твоих патрульных никаких вестей.

Коннор глубоко вздохнул, дыхание его заклубилось паром в холодном воздухе.

— Пока никаких. Все еще ищут.

— Они должны уже обыскать весь город.

— Видимо.

— Печально слышать. Я имею в виду…

— Можешь не объяснять.

Эндрю уселся за руль.

— Похоже, мы оба зря тратили время. Надо было раньше понять, что ехать сюда нет смысла.

— Понять? Каким образом?

— Эрика не поехала бы сюда. Она не разговаривает с Робертом. Не видится с ним. Произошел полный разрыв.

Эндрю отыскал в кармане ключи, завел мотор. Глянув на Коннора снова, увидел, что начальник полиции смотрит куда-то вдаль.

— Странно, что они так отдалились друг от друга, — сказал Коннор. — После того, что перенесли в детстве.

— Может, из-за того, что перенесли.

— Не исключено.

— А может, просто… ты же знаешь, он сумасшедший.

— Казалось бы, она будет стараться ему помочь.

Да она старалась, хотелось сказать Эндрю. А он воспротивился и в конце концов набросился на нее с ножом — возможно, тем самым, которым убита Шерри Уилкотт…

Ничего этого он не мог сказать, только гневно взглянул на Коннора.

— Ты осуждаешь ее?

— Просто высказываю замечание.

Эндрю не представлял, как этому человеку удается одерживать над ним верх. Он успешно противостоял более сильным и умным противникам.

И нажал педаль газа, чтобы вместо него зарычала машина.

— Ну что ж, — сказал Эндрю, — какие-то причины у нее определенно есть. Когда найдем ее, можно будет спросить.

Он с глухим, отрывистым стуком захлопнул дверцу, тронулся, сделал крутой разворот и обдал Коннора мелкими комочками земли.

— Сестричка…

Знакомый и вместе с тем странный голос смутно доходил до сознания Эрики.

— Сестричка? Слышишь меня? Эй, сестричка…

Он зовет ее. Роберт зовет откуда-то издалека.

Надо идти к нему. Помочь. Его зов — это просьба о помощи, не иначе.

Однажды он уже звал ее, и она сделала все возможное, чтобы отозваться. Все возможное… Но этого оказалось мало. Ничтожно мало.

И все-таки она пыталась.

— Сестричка…

Голос его становился все тише, тише по мере того, как она глубже уходила в себя.

И вспомнила.

После смерти Леноры с Кейтом по завещанию матери их опекуном стал угрюмый, желтовато-бледный человек по фамилии Фернелл, адвокат семьи.

Для этой роли мистер Фернелл совершенно не годился. Ему, занятому человеку, двое маленьких подопечных были обузой. Он нашел какого-то детского психолога, готового заявить, что последствия травмы может смягчить только стабильное окружение, какое можно найти в хороших школах-интернатах.

Мистер Фернелл выбрал две превосходные школы — академию для девочек в Нью-Хемпшире и школу для мальчиков в Мэриленде. Он был противником совместного обучения.

Январским днем, в начале второго семестра, Роберта повез в Мэриленд личный помощник мистера Фернелла, а сам мистер Фернелл, не часто бравшийся за исполнение опекунских обязанностей, полетел с Эрикой самолетом из Филадельфии в Бостон, взял там напрокат машину и привез девочку в холодный нью-хемпширский лес.

Даже много лет спустя Эрике было памятно сухое прикосновение его губ к щеке, когда он пожелал ей удачи и попрощался.

Потянулись томительные месяцы. Эрика стойко держалась. Близких подруг у нее не было. В свободное от занятий время она бродила по просторным спортивным площадкам, сутулясь от морозного ветра. В ночной темноте, лежа на верхней койке, она слышала его завывание и думала, что это окликает ее по имени дух отца.

Она читала Китса и Шелли, поэтов, умерших в молодости. Учителя с директрисой достаточно знали о ее прошлом, чтобы питать сочувственный интерес к этой странной, замкнутой девочке. Они понимали, что боль еще не утихла.

Но она оправится от травмы, говорили они. Время все лечит.

Эрика часто слышала это выражение и ради них делала вид, что верит.

Потом ей позвонил Роберт.

Она разговаривала с ним по общественному телефону в вестибюле спального корпуса. Роберт не плакал, но она слышала в его голосе подавленные рыдания.

«Мне покоя не дают, — сказал он. — Меня ненавидят».

Маленький и тощий девятилетний мальчик стал предметом издевательств для задир. И кто-то из старших ребят читал или слышал о произошедшем в Барроу. Теперь они все изводили Роберта вопросами о той роковой ночи, расспросами, вызывающими в памяти все подробности того потрясения.

И они обнаружили, что он не хочет драться с ними. Страшившийся насилия мальчик прятался, убегал, плакал… но не давал сдачи.

Роберт был перепуган. Он не мог больше выносить этого. Хотел умереть. Лечь и умереть…

Стиснув телефонную трубку, Эрика пообещала Роберту, что скоро приедет к нему.

И приехала.

За ужином она притворилась больной и под этим предлогом ушла в свою комнату. Уложила чемодан, взяла кошелек, где лежало двести долларов. Она получала ежемесячно пятьдесят долларов на карманные расходы из вверенного попечителю состояния и за четыре месяца не истратила ни цента.