Книга Можно и не любить, страница 36 – Дороти Иден

Он не желал ее, никогда не желал, кроме как на время их контракта. Все это было упражнением в силе, и боль, таящаяся внутри нее, не должна вырваться наружу.

— Мадам? — Она подняла взгляд. Стюарт с сияющей улыбкой протягивал ей бокал шампанского. — Что бы вы хотели?

Мою жизнь, такую, какой она была до того, как Грант Маклин завладел ею, подумала Ханна.

— Ничего, — сказала она, покачав головой, — ничего, благодарю вас.

— Мне тоже ничего, — процедил Грант.

Это были последние слова, которые они произнесли до того момента, как их самолет приземлился в Сан-Франциско.

Ханна знала, что Грант живет в огромной квартире в пентхаусе. Она предполагала, что квартира окажется элегантной, даже роскошной… Но когда двери частного лифта, идущего в пентхаус, распахнулись, от того, что, она увидела, у нее перехватило дыхание.

Перед ней открылось огромное, облицованное мрамором фойе, освещенное сверкающей хрустальной люстрой, свисающей с потолка, высотой в три этажа. Ханна задрала голову. На стенах висели картины того рода, какие она видела только в музеях, а наверху, на уровне второго этажа, располагалась висячая галерея. Она опустила глаза и снова оглядела фойе, где в дальнем углу в великолепном одиночестве красовалась скульптура, похоже работы Бранкузи (Знаменитый французский (румынского происхождения) скульптор (1876-1957).).

— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я перенесу тебя через порог (Старый обычай: молодожен вносит новобрачную в дом на руках.).

— Я слишком устала, чтобы играть в игры, — сказала она. — Если ты просто скажешь мне, где находятся мои комнаты…

— Апартаменты занимают весь третий этаж. Она обернулась к нему.

— Я сказала — мои комнаты, Грант! Ты обещал мне, что у меня будет собственная квартира.

— Я изменил свое намерение. — Его зубы обнажились в неприятной улыбке.

— Что ты хочешь сказать — изменил свое намерение? Ты не должен думать, что я…

— Добрый вечер, сэр. — Ханна обернулась. К ним, вежливо улыбаясь, направлялся дворецкий. — С возвращением домой! Особо приветствую вас, миссис Маклин.

— Привет, Ходжес. Как дела? — спросил Грант.

— Все хорошо, сэр. Позвольте взять ваш багаж?

— Только не мой, — быстро сказала Ханна. — Мои вещи отнесите в гостевую комнату, пож… — Она запнулась, когда Грант резко сжал ей руку.

— Отнесите все в мои комнаты, — процедил он сквозь зубы, — мы будем в студии. И позаботьтесь о том, чтобы нас не беспокоили.

— Я не пойду с тобой, — прошептала со злостью Ханна, но Грант, почти приподняв ее на пальцах, протащил сквозь фойе, потом через две резные двери, которые сами захлопнулись за ними.

Остановившись, он повернул ее к себе.

— Что это за представление ты устраиваешь? — потребовал он, с трудом сдерживая ярость.

— Я не буду спать в твоей постели, — ответила Ханна с такой же яростью, — и если ты хоть минуту будешь думать…

Она вскрикнула, с такой силой его пальцы впились в ее руки.

— Но ты, ты моя преданная жена. И содержания контракта следует твердо придерживаться, или ты забыла об этом?

— Ты не можешь заставить меня придерживаться этого смехотворного соглашения, и ты знаешь это!

— Нет?

— Нет! И если ты попытаешься…

— Я сказал тебе, золотце, чтобы ты поискала себе адвоката. И, черт побери, самого лучшего, потому что я буду драться с ним на каждом шагу. — Грант отпустил ее и пересек комнату. — А пока ты будешь подчиняться правилам.

— Правилам? — Она смотрела, как он распахнул дверки секретера из красного дерева, где находился встроенный бар со всевозможными напитками. — Каким правилам?

— В действительности, — сказал он, вывинчивая пробку из графина, — существует только одно правило. — Он плеснул янтарной жидкости в высокий граненый стакан, поднес к губам и отпил половину. — Ты должна помнить, кто ты…

— Женщина, которая хочет свободы! Ты тоже должен помнить это.

— Ты моя жена. И ты должна вести себя соответственно. Все время.

— Что это означает? Предполагается, что я должна делать реверансы? — Она подошла к нему. — Или просто низкие поклоны? — Она упрямо выставила челюсть. — Ты скорее дождешься, что ад замерзнет, чем…

— Ты никогда, слышишь, никогда больше не будешь устраивать подобной сцены. — Грант опустил свой стакан и схватил ее за плечи. — Ясно?

— Почему? — взметнула голову Ханна. — Или твое бедное «эго» настолько хрупко, что ты не можешь позволить, чтобы свет узнал, что наш брак вовсе не брак на самом деле?

— Должен сказать тебе, что мне безразлично, что думает свет.

— Или потому, что ты отказываешься смириться с тем, что хоть раз в жизни тебе не удается получить то, чего ты хочешь?

— Если мне не удастся, — сказал он спустя миг, — это будет не из-за недостатка попыток.

— Неужто ты в самом деле опустился так низко? Неужто настоять на своем так важно для тебя, что ты силой заставишь меня спать с тобой?

— Черт бы тебя побрал, Ханна, — он стиснул ее в руках, — черт бы побрал.

Он еще сильнее стиснул ее и прижал свои губы к ее губам. Его поцелуй был грубым, отражающим его злость, а не желание. Ханна отбивалась, пыталась отвернуть свое лицо, но он вцепился руками в ее волосы и удержал ее.

— Перестань делать вид, что ты кусок льда, черт возьми! Мы оба знаем, что это не так!

Он снова поцеловал ее, его губы вжались в ее рот. Она стояла абсолютно неподвижно, принимая его поцелуи, словно она была сделана из камня, стараясь, чтобы он не видел, как глубоко ее отчаяние.

И это был мужчина, который держал ее в объятиях и которого она, будучи невероятно глупа, думала, что любит…

Он освободил ее, оттолкнул от себя, глаза его были темными и холодными.

— Кажется, я был прав, Ханна, — сказал он. — Ты вообще не настоящая женщина.

Грант подошел к двери и толчком отворил ее.

— Ходжес! — позвал он. — Отнесите вещи моей жены в гостевые апартаменты.

Не бросив в ее сторону и взгляда, он исчез на лестнице.

Проходили дни и недели. Жизнь вошла в размеренное русло. Ханна вставала рано, завтракала в своей комнате, затем придумывала способы, как убить время. Она бегала по музеям, по всевозможным выставкам, притворяясь, что это ей интересно. Но ее вообще-то мало что интересовало. Да и как можно было интересоваться чем-либо, когда живешь, словно пленница, даже если твоя тюрьма — чудесный пентхаус, заполненный всякими изумительными вещами.

Однажды позвонила Салли, и они договорились вместе позавтракать. Но обычное хихиканье Салли только ужасно нервировало ее, пока наконец Ханна с отвращением не отшвырнула свою салфетку.