Книга Ангельское личико, страница 48 – Лили Феррари

— Ну? Как считаешь? — Марио, спустившийся за ней в клуб, беспокоился за свои нововведения.

— Мне очень нравится, Марио, — призналась она. — Или, по крайней мере, — она еще раз внимательно посмотрела, — мне так кажется.

Он остался доволен.

— Не стоило ни пенни. Студенты художественного училища предложили разрисовать стены.

— А вообще, что это? — Она подошла поближе, надеясь догадаться.

Марио засмеялся.

— Хороший вопрос. Когда я тоже спросил, они несколько рассердились — я должен был догадаться с первого взгляда. По-видимому, это самые разные монеты.

— В самом деле? — Марионетта попыталась посмотреть на рисунки под другим углом. — А я подумала, какие-то деревья.

Брат склонил голову набок, разглядывая рисунки вверх ногами.

— Да что ты? Я готов был поклясться, что это пчелиные ульи.

— Или ежики?

Они дружно, совсем по-детски расхохотались. Марио снова не сдержался и обнял сестру.

— Хорошо, что ты вернулась, — просто сказал он.

— Я не вернулась, Марио, — печально заметила она, направляясь к лестнице. — Никуда я не вернулась. Просто зашла ненадолго.

Брат огорченно смотрел на нее.

— Мне бы хотелось…

Марионетта предостерегающе подняла руку.

— Знаю, — перебила она. — Мне бы хотелось того же. — Повернулась, чтобы уйти, потом о чем-то вспомнила и подошла к стойке, где на ниточках все еще висела, растопырив руки и ноги, деревянная кукла, подаренная ей матерью. Она вся запылилась, нитки перепутались.

— Я не знал, убрать ее или оставить, — начал Марио.

Марионетта осторожно сняла куклу со стены и сдула пыль со складок яркого костюма. Красивое нарисованное личико как бы выжидающе смотрело на нее.

— Если не возражаешь, — попросила она, — я возьму ее с собой домой…

— Ну конечно, — ответил Марио, радуясь, что она не сердится, что он оставил куклу висеть на старом месте. Кукла всегда напоминала ему о сестре, но гораздо лучше, когда сестра сама здесь.

Марионетта аккуратно сложила деревянные конечности, обернув нитки вокруг куклы, завернула ее в носовой платок и опустила в сумку. Снова вернулась к выходу и стала подниматься по ступеням. Марио следил за ней, думая, какая она хорошенькая, какая невинная, как не похожа на жену гангстера…

— Ты вообще не видела Микки Энджела? — спросил он.

Она замедлила шаг, но не обернулась.

— Нет, — проговорила она, — я не видела его с той поры… очень давно. — Она снова стала подниматься, пряча лицо. — Увидимся позже, Марио.

Выйдя из кафе, Марионетта сразу поняла, куда ей хочется пойти. Она поспешила завернуть за угол на Грик-стрит, не обращая внимания на взгляды некоторых постоянных жителей Сохо, узнавших ее, и направилась к церкви Святого Патрика. Говорят, когда исповедуешься, на душе легче. А ее душе это требуется, наверное, больше, чем чьей-либо еще…

Она стояла в дверях церкви, снимая с головы шарф. Ей стало немного легче, после того как она исповедалась и поставила свечу на боковом алтаре Святым Марии и Марфе. Марионетта уже почти смешалась с толпой на площади Сохо, как кто-то дотронулся до ее плеча. Обернувшись, она увидела знакомое лицо, улыбающееся ей из-под привычного монашеского платка.

— Сестра Маддалена! — Марионетта была искренне рада встретить старую монахиню из монастыря Дон Боско [42] на Грик-стрит, куда он много лет назад ходила в детский сад. — Сестра Маддалена! Я и понятия не имела, что вы в Сохо!

— Я уехала, когда во время войны закрыли монастырь, — объяснила сестра Маддалена, все еще держа Марионетту за руку, радуясь встрече со своей бывшей воспитанницей. — Но теперь я вернулась. Мы открываем новый монастырь, совсем маленький, вот здесь, за углом.

— Где? Я бы хотела посмотреть.

— В любое время. Но ты, верно, занята, Марионетта… — Монахиня взглянула на нее и сразу поняла, как одинока молодая женщина. Она знала, что случилось с Марионеттой Перетти, но не обсуждать же это сейчас посреди улицы. — Почему бы тебе не зайти в монастырь и не выпить чаю? — предложила она. — Мы там недавно, поэтому еще не все убрано, но чаем обязательно угостим.

Марионетта снова улыбнулась.

— С удовольствием! — приняла она предложение монахини.

Ее провели в высокое узкое здание, находящееся прямо за углом площади, на Грик-стрит. Она, верно, сотни раз проходила мимо и не знала, что происходит за неприметной черной дверью. Бродя по практически пустому зданию, сестра Маддалена объяснила своей бывшей воспитаннице, что здесь будет приют для молодых женщин, которые, как она тактично выразилась, «сбились с пути» и нуждаются в убежище. Ее голос эхом отдавался в голых стенах.

Марионетта растрогалась и восхищенно сказала:

— Мне кажется, это замечательная мысль. Когда я вспоминаю, что случилось с Сильвией и как ей нужно было место, куда можно уйти… — Она едва сдерживала слезы.

Сестра Маддалена похлопала ее по руке.

— Частично именно смерть Сильвии и вдохновила нас, — заметила она. — Господь сделал остальное.

Они стояли в холле среди больших ящиков. К стене были прислонены несколько картин на религиозную тему, маленькая гипсовая Pieta, фигура Богородицы милосердия, довольно одиноко стояла у двери в ожидании своей ниши. Появилась робкая молодая девушка.

— Хотите чаю, сестра Маддалена? — спросила она.

— Было бы очень кстати, Тереза. — Монахиня улыбнулась девушке, которая тихонько скользнула в дверь и скрылась где-то в глубине здания.

Марионетта с любопытством смотрела ей вслед.

— Она не?..

— Да, — подтвердила монахиня тихо, увлекая Марионетту в большую комнату, где по бокам пустого камина стояли два очень старых кресла. Кругом — пыльные ящики с книгами, в углу — стремянка, видимо, кто-то вешал занавески. Они устроились в креслах. — Ее привели к нам, — осторожно продолжала сестра Маддалена, наблюдая за реакцией Марионетты, — после дела Уолли Уолласа. Мы ее укрываем.

Марионетта с удивлением смотрела на свою бывшую наставницу и советчицу.

— Укрываете? От кого?

Сестра Маддалена немного поколебалась. Ведь что ни говори, а сидящая напротив нее женщина — жена Барти Моруцци. Но, вглядевшись в честные карие глаза, открытое лицо, укорила себя за сомнения. Ведь она знала Марионетту с трех чет. Немыслимо, чтобы восемь месяцев брака с одним из Моруцци могли сильно изменить эту чистую, твердую и сильную душу, нарушить очарование прежнего образа…