Онлайн книга «Архон»
Он оттолкнул двойника. — Отдай звезду, — прошептал двойник, вздернув подбородок и склонив голову набок в нахальном жесте, который все ненавидели, а Сетис знал это и потому повторял его снова и снова. — Отдай. Сетис облизал пересохшие губы и кивнул. И бросил звезду в лицо самому себе. Она, словно вспышка, пронизала его отражение, обожгла болью, он вскрикнул, как будто воистину стал своим отражением. Потом звезда с шипением упала в колодец и исчезла. Перед ним никого не было. На душе стало пусто. Ему казалось, будто он отшвырнул прочь самого себя. * * * Аргелин схватил маску и сорвал ее с Гермии. Его руки дрожали от гнева, лицо побагровело, глаза пылали огнем. Он сунул маску в руки Мирани. — Надень. Она не шелохнулась. — Надень, говорю! Но Мирани не слушала его. Обернувшись к Гермии, она тихо прошептала: — Как много времени прошло с тех пор, как мы были здесь вместе, ты и я. * * * Вода в Колодце кипела и подымалась. — Брось туда звезду! Орфет! — закричал Сетис. Музыкант и его двойник, пошатываясь, стояли на самом краю. Один из них, напрягая все силы, отвесил другому могучий удар; вода забулькала, и в тот же миг Орфет остался один. Он сгорбился, потом победоносно ухмыльнулся Сетису. — Никто меня не одолеет, — прохрипел он. — Никто, даже моя треклятая никчемная натура. Лису приходилось нелегко. Двойник прижал его к земле, он кричал, отчаянно вырывался. Голубая звезда выкатилась у него из кармана, Сетис подхватил ее и швырнул в Колодец. В тот же миг на берегу остался один Лис, распростертый на мокрых камнях. — Теперь у нас не осталось ничего, кроме последнего дара, — сказал Алексос, затем поднялся, вскочил на край Колодца. — Возьми того, кого ты выберешь, Царица Дождя. Решение всегда остается за тобой. И я больше никогда не украду его у тебя. * * * Аргелин развернулся. — Возьмите оружие. Пора заканчивать этот балаган. Один из солдат выбежал. В тот же миг Мирани взглянула на Гермию, та выхватила у нее маску, высоко подняла ее и решительным, бережным жестом надела на лицо девушке. Темнота накрыла ей глаза, холодная бронза обожгла скулы. Она ощутила внутри себя присутствие Бога; его презрение поднималось, как вода в колодце, переливалось через край, и, несмотря на обет молчания, он нетерпеливо заговорил ее устами. — Думаешь, тебе под силу убить меня, Аргелин? Думаешь, Бога можно убить? Я жив и разговариваю с тобой. Тебе не бывать царем. Никогда не бывать. Разрушь мое Святилище, уничтожь Оракул — ты всё равно услышишь меня. Я буду говорить в твоих снах. Берегись того, кто встанет с тобой лицом к лицу. Разве сможет кто-нибудь противостоять скорпиону, забравшемуся внутрь, или змею, свернувшемуся кольцами в твоем же собственном сердце? * * * Шакал сложил руки на груди. — Ждешь, что я буду драться с тобой? У меня нет против тебя оружия. Его двойник под маской холодно улыбнулся, он прекрасно это знал. — Другие повели себя грубо. Ты отвечаешь иначе. Я этого и ожидал. Ты лучше знаешь меня. Шакал кивнул и сделал шаг вперед. — К тому же они боятся. А я тебя не боюсь. — Ты меня ненавидишь. Ты ненавидишь сам себя. — Я ненавижу того человека, каким меня сделал Аргелин. — Никто не сделал тебя грабителем, кроме тебя самого. Их голоса были так похожи, что Сетис с трудом понимал, кто из них говорит. — Ты — это безжизненная пустыня. Я погружался в твои глубины. Вкапывался в тебя сквозь песок и бесплодную землю. И отыскал иссушенный труп, завернутый в золотые покрывала, со сладким голосом и светлыми волосами, холеный и разукрашенный. Вокруг него я видел груды сокровищ, но все они гнили и разлагались. Все, кроме самых ярких драгоценных камней, кроме золота. — А я видел, как мертвые ходят за тобой по пятам, будто крысы. Их ненависть не так страшна, как моя. И твоя. Сетис уже не различал, где кто. Оба были настоящими, были одним и тем же человеком, стоящим по грудь в клубах пара, возносящихся из Колодца. Вода поднималась и бурлила, в глубине ее одна за другой взрывались звезды. Алексос спрыгнул с края колодца на землю и сказал: — Скорее, Орфет. Помоги ему. Он не может уйти от себя самого. — Помочь? А с какой стати я должен ему помогать? — Орфет не двинулся с места. — Он бросил нас умирать в пустыне, Архон. Разве ты забыл? — Ты хочешь отомстить? Так отомсти же. Спаси его, Орфет. Он никогда тебя не простит. Сетис ахнул. Двойник Шакала схватил грабителя могил и потащил к бурлящим водам. Они остановились на берегу, потом двойник вспрыгнул на барьер, ограждавший Колодец. — Закончи свою жизнь, — сказал он. — Для нас обоих. И протянул руку. Шакал медленно взял ее и поднялся на шаг. Лицом к лицу стояли они на самой бровке. Сетис вскочил и с внезапной решимостью вскарабкался на барьер. Оттолкнул двойника, схватил за руку настоящего человека. — Не слушай его! Стой! Вода оказалась миражом. Колодец представлял собой всего лишь пустую расселину. Она уходила в бездонные недра земли, и внизу, в неизмеримой глубине, всё еще падали три звезды. Они были так далеко, что от них на поверхность долетали только крохотные искорки света. От этого зрелища у Сетиса закружилась голова. Ему почудилось, будто какая-то сила тянет его вниз, за пределы мироздания, — сила грозная, чудовищная. Он закричал. Двойник Шакала прыгнул ему на спину, тонкие пальцы впились в плечи. Что-то острое пронзило его — раз, другой. Юноша пошатнулся, оглушенный болью. Шакал подхватил его, толкнул к Орфету. Сетис качнулся, и мучительная боль охватила его, будто огонь. Падая на руки Орфету, он заметил, что Шакал нанес удар по своему собственному отражению. Он вложил в этот удар всё свое презрение и ярость, вырвал у двойника из рук острый и длинный осколок алмаза и швырнул его самого в расселину. Существо визжало, цеплялось за пустоту, за потрепанную маску и иссушенные кости, за тонкие пряди светлых волос, рассыпавшиеся в пыль. Потом упало. Шакал пошатнулся. На миг его лицо побелело от изнеможения; казалось, он тоже вот-вот упадет, как будто страшная дуэль лишила его последних сил. Но Лис крепкой хваткой удержал его на краю бездны. За спинами у них послышался оглушительный рев. Колодец наполнялся водой. — Архон. Крик Орфета, еле видимого среди клубов пара, подхлестнул Сетиса. Юноша хотел пошевелиться, но невыносимая боль оказалась сильнее. Вода помутнела от его крови. Над ним сомкнулась чернота, и у нее был голос Орфета. |