
Онлайн книга «Серебристый призрак»
Только она сняла жакет, отыскала в книге нарядов нужную строчку и начала прикидывать, сколько часов потребуется на ремонт тормозов, как входная дверь распахнулась. Вошел пожилой джентльмен. На поводке он держал пса. Робко улыбнувшись Джесси, он палил себе кофе и придвинул табуретку к стойке. — Я Эрни, — представился он, — а это — мой пес Берт. — Приятно познакомиться. — Она не совсем понимала, к чему такое начало. Джентльмен спустил пса с поводка, и тот мгновенно перебрался на ее половину комнаты, ткнувшись мокрым носом ей под юбку. — Могу я чем-нибудь вам помочь? — Она попыталась оттолкнуть собачий нос. — Да. Есть у вас сливки? — скромно спросил Эрни, явно не замечая, что его пес ведет себя просто отвратительно. Сливки? В ее обязанности входит обеспечивать наличие сливок в автомастерской?! Тут не кафе, между прочим. Холодильник, потонувший в дебрях макулатуры, услужливо загудел. Если здесь и есть сливки, то, скорее всего, там. Пес, выглядящий помесью таксы с пуделем, последовал за ней по пятам. Получив вожделенные сливки, Эрни принялся говорить и никак не желал останавливаться. Когда он начал расписывать вечеринку, организованную по поводу его восьмого дня рождения, пес подсунул нос под ее юбку и принялся подвывать. Джесси взглянула на часы, извинилась и вылетела в заднюю дверь. — Где мистер Блейк? Клайв изумленно поднял голову. — Мистер Блейк? А… это Гарнер? Она кивнула. — Вон там. Проблемы? Ага, еще какие! С нее хватит! Она не таксист, не телефонистка, не официантка, не профессиональный слушатель. И не потерпит, чтобы собаки совали голову ей под юбку и выли. Слишком много хотите от одного человека! И вообще, в этой конторе дела слишком запущены. Фронт работ необозрим. Инструкций никаких. Как можно работать, когда этот пожилой джентльмен постоянно тарахтит над ухом? И звонит телефон? А собака… ладно, черт с ней, с собакой! Тут нет кондиционера, и Джесси скоро сварится заживо. Она ворвалась в отсек, где Гарнер возился с ее поврежденным «кадиллаком». Этот отсек отличался от других. Тут было безукоризненно чисто. Он высунул голову из-под капота, вежливо оглядел ее, задержавшись взглядом чуть дольше там, где намокшая от пота блузка прилипла к телу. Потом взглянул на часы. И имел наглость улыбнуться. — Да? — с надеждой спросил он. Именно эта надежда в его голосе заставила ее забыть о необозримости работы, бесконечных помехах, дополнительных обязанностях, собаке и жаре. — Там человек, с которым я не вполне понимаю, что делать… Явное огорчение исказило лицо. — А, Эрни. Верно? — И Берт! — Под стойкой я всегда держу пачку печенья. Дай его Берту. Так вот почему глупый пес постоянно лез к ней. Он хотел получить печенье. Гарнер снова нырнул под капот. — А, да, Эрни любит сливки в кофе. Они в холодильнике. — У тебя кафе или гараж? — спросила она с надрывом. — Иногда мне кажется, что всего понемножку. — Он желает моего безраздельного внимания, — слышала Джесси свой отчаянный вопль. — Мне надо выписать счет для Клайва и заказать деталь Питу, а телефон звонит не переставая. У меня нет времени слушать этого джентльмена! — Он одинок. — Гарнер снова вынырнул из-под капота, вытер руки тряпкой, слишком откровенно разглядывая ее. — А он не может побыть одиноким где-нибудь в другом месте? — спросила Джесси, поражаясь, как черство звучит ее вопрос. — Я не умею делать сразу много дел, — добавила она в свое оправдание. Его губы подозрительно дрогнули, и, хотя выражение его лица не изменилось, она ясно слышала самодовольство в его голосе. — Тогда, леди, вы свернули не на тот поворот по центральной аллее. Это место не для вас. — Я пробыла тут два часа! — взвизгнула Джесси. — Не совсем, — он опять склонился над капотом. — Думаю, их можно назвать двумя часами, сталось всего десять минут. — Не-а. Я должен учитывать условия пари. Ты хочешь уехать, как только два часа истекут? Джесси задумалась. Следуя сюда, именно так она и собиралась поступить. И никто не посмеет ее обвинить в этом, даже отец. Но сейчас она уже не была уверена, что может доставить бесчувственному, самовлюбленному, грубому неандертальцу подобное удовольствие. — Я никуда не уеду! — шокировала она себя своим заявлением. — Мне просто требуются сведения относительно официальной политики фирмы в отношении… Эрни. — Ладно. Политика такая — дай псу печенье, а Эрни — сливок для кофе. Выслушай пару его историй. Небольшой труд для принцессы. Джесси почувствовала себя оскорбленной. Не выдумывал ли он под этим капотом прозвища для нее — в точности, как она для него? Но это значило… это значило бы, что он думал о ней, а такие типы никогда не думают о девушках вроде нее. Скромных и порядочных. Ведь так? — Странные задания ты даешь подчиненным, — минуту подумав, сказала она. Он поднял на нее внимательные глаза. Не похож на неандертальца, выбрит слишком чисто. — Тебе следует научиться различать, что важно, а что нет, — тихо заявил он. Это было нелепо — словно неандерталец задумал учить ее жизни. Что для нее важно, а что нет? И почему, шесть лет учась в университете, она ни разу не задалась этим вопросом? Два часа на трудной и непонятной работе — и все, включая ее хваленую уверенность в себе, как ветром сдуло. — Никогда не слышала такой вьетнамской пословицы: «Когда ешь фрукты, вспомни того, кто вырастил сад»? Джесси вытаращилась на него в замешательстве. Трудно представить, что это он сказал. В этой фразе и поэзия, и философия. Причем восточная философия, господи боже! — Пусть у меня нет степени магистра, — сказал Гарнер, — или триллионного наследства, но я знаю этого человека, когда-то воевавшего, пережившего Великую депрессию. Это он посадил дерево, плодами которого ты в настоящий момент питаешься. Потрясенная Джесси не могла сказать ни слова. — В моем деле, — продолжал Гарнер, — внимание к людям — важная часть работы. В крупной фирме они могут отремонтировать свои машины дешевле. Но там по большому счету на них всем наплевать, лишь бы деньги платили. А нам все эти люди небезразличны. Да как он смеет читать ей мораль! Воображает, будто лучше ее знает, что важно, а что нет в этой жизни. — Знаешь, что сейчас важно? — взвилась Джесси. Он приподнял черную бровь. — Я проработала два часа! Кивнув, он посмотрел на часы. — А по моим — осталось еще шесть минут. |