
Онлайн книга «Игрек Первый. Американский дедушка»
Понятливому Ознобишину этого оказалось вполне достаточно. — Конечно, дьявол! — с мрачным удовлетворением кивнул психиатр. — Он живет в душе каждого человека. Так же, как и Бог. Неизвестно, отчего майор Коробочкин рассердился на Ознобишина. Поп, а не психиатр! Возможно, поэтому сыщик не стал матюгаться. Молча покинул красноречивого приятеля. Коробочкина ждали три групповых изнасилования и два убийства. И никакой чертовщины! 3. С недавних пор доктор Ознобишин стал заведовать в Воробьевской психбольнице отделением глюков. Так он именовал экстрасенсов, хотя не имел на это никакого права, поскольку пациенты не были чьей‑либо галлюцинацией. Будучи физическими телами, они существовали в реальности, но поначалу казались скептику иллюзорными. Однако глубоко ошибочное наименование «глюк» в Воробьевке прижилось. На него охотно откликались даже сами экстрасенсы. Иннокентия Ивановича радовал и одновременно пугал интерес к его работе Службы безопасности. Радовал — потому что контрразведка охотно раскошеливалась на исследования, путал — по той же причине. Ознобишин опасался, что полковник Судаков когда‑нибудь задушит его в объятиях. Поэтому об очередной неприятности первому он сообщил Коробочкину. Из окна туалета на шестом этаже, высадив решетку, ночью выпрыгнул санитар Колюня. Алкоголя в крови самоубийцы не обнаружили. — Депрессия! Объяснение Ознобишина прозвучало для сыщика неубедительно: если депрессия, почему мужик не поддал? Тем более, что спирта в Воробьевке — хоть залейся. В окно Колюня устремился, сжимая в руке свою резиновую дубинку. Зачем он прихватил ее в последний путь? У некоторых больных были легкие телесные повреждения. Колюня с удовольствием охаживал психов любимой дубинкой. Общение с обитателями Воробьевки сыщику показалось куда приятней, чем с политиками, поэтому он стал присматривать среди них кандидата в мэры. Первым Ознобишин представил майору восторженного господина неопределенного возраста, с вызывающе расстегнутой ширинкой, по фамилии Сизов, попросившего называть его просто Сизарем. Майору показалось, что он неумело изображает сумасшедшего. Заинтересованно таращит глаза, корчит дикие рожи… Навесить ему хорошую плюху — мигом придет в себя. Угадав желание Коробочкина, Ознобишин встревожился: — Ты не у себя в ментовке! — У вас ворота расстегнуты! — конфиденциально сообщил Станислав Сергеевич Сизарю. — Разумеется! — обрадовался глюк. — А вы свои зачем застегнули? Любовные органы должны постоянно проветриваться! — Для какой цели? — хмуро поинтересовался Коробочкин. — Тогда они достигают невиданной силы! И массаж, конечно! Не стесняйтесь массировать свои гениталии даже в приличном обществе! Сыскарь не знал лучшего средства развязать язык какому‑нибудь матерому рецидивисту, ободряюще сжав в пятерне его мошонку. О том, что такой массаж повышает сексуальную силу, он слышал впервые. — Что вы можете рассказать об убийстве санитара? — обратился Коробочкин к Сизарю. — Очень многое! — Что именно? — Его не было. — Все? — Разве этого мало? Со вздохом сожаления майор признал, что полоумный его переиграл. — Колюня жив? — спросил Коробочкин. — Тело его мертво. — А дело его живо? Сизарь посмотрел на плотного дядю с лицом, вырубленным топором, как на душевнобольного. — Душа Колюни жива. — Кто выпустил ее из тела? Доктор Ознобишин беспокойно заерзал: от неосторожного Коробочкина он ждал любых выходок. С философской точки зрения вопрос Сизарю понравился. Он впал в глубокую задумчивость, при этом возвел очи к потолку, а руку запустил в штаны. — Прекратить мастурбацию! — скомандовал майор. — Я массирую свои гениталии! — обиделся глюк. — Я сам помассирую вам гениталии! Польщенный Сизарь расшаркался: — Это было бы очень любезно! Ознобишин не сомневался, что нахальный мент выполнит свое обещание, поэтому поспешил вмешаться в светскую беседу: — Сизарь упомянул о том, что душа усопшего санитара жива… — Что мне ее, солить? — Отнюдь! — игриво откликнулся глюк. — Вашему покорному слуге душа Колюни расскажет немало любопытного. Коробочкин в изумлении воззрился на доктора Ознобишина, который с важным видом закивал головой. — Сизарь умеет общаться с душами умерших. — Всего девять дней после их смерти! — уточнил душевнобольной. — Для следствия это кое‑что! — долго выдержать иронический тон сыщик не мог, соскальзывая на хамский. — Душа санитара меня не волнует. — Изысканное выражение далось Коробочкину нелегко. — Как он оказался за окном? — Об этом можно узнать у души Колюни! — с таинственным видом сообщил Сизарь. — Один момент! Наблюдая, как безумец морщит брови и беззвучно шевелит губами, Станислав Сергеевич проникся сочувствием к Ознобишину: «Кешка со своими клиентами сбрендил… Да и меня ведь небось не отличить от уголовника… С кем работаем, тем и становимся. Взять хотя бы гинеколога Придатко…» — Душа Колюни говорит, что он добровольно ушел из жизни, потому что пресытился мерзостью бытия… — с просветленным видом произнес глюк. — Дальше! — рыкнул Коробочкин. — Колюня просит не говорить в церкви, что он самоубийца, чтоб его отпели… — Пусть душа представит доказательства того, что санитар добровольно ушел из жизни. С мученическим видом глюк вновь попытался проникнуть в потусторонний мир. Блаженная улыбка свидетельствовала о том, что цель достигнута. Чтобы не чувствовать себя идиотом, созерцая откровенное надувательство, Коробочкин зашел в ординаторскую покурить. Ознобишин последовал за приятелем. Оказалось, что Сизарь на воле зарабатывал хорошие деньги, рассказывая безутешным родственникам новопреставленных о последних желаниях отлетевших душ. Те охотно вступали с ним в контакт. — По какой же статье его посадить? — оборвал сыщик словоизлияния психиатра. — За что? — поразился Ознобишин. — Мошенничество налицо. — Ты уверен, что он не вступает в астральный контакт? — А ты не уверен? — Коробочкин во все глаза уставился на полоумного доктора. — Я изучаю проблему. У меня нет доказательств того, что Сизов жулик! Глюк оказался легок на помине. Он влетел в ординаторскую, заливаясь счастливым смехом. |