
Онлайн книга «Игрек Первый. Американский дедушка»
Не из‑за его ли присутствия Игрек расчувствовался? Когда маленькая Ира повернулась к нему спиной, глюк понял, что никогда в жизни больше ее не увидит, то есть она умрет для него, а он — для нее. Так же, как Тина. Недаром душа Ведьмы подает ему знак. Хорошо, когда не знаешь, что теряешь! Утратив уже две жизни, Долговязый не хотел расставаться с теми, кто населял его третью жизнь. Душа Тины с нежностью поцеловала Игрека в губы, и соленая влага застлала ему свет. * * * Покинуть плачущего человека Ира не могла, даже если он с тараканом. Но и обнаружить его слабость барышне мешало воспитание. Поэтому она сделала вид, что ничего особенного не происходит. — Вообще-то меня зовут не Ира, — доверительно сообщила прелестница. — А вас? — Меня тоже, — твердо проговорил Игрек, что потребовало от него усилий. — Не Ира. — На самом деле я Юля. Так меня назвали родители. А Ирой я назвала себя сама. — Можно я вас буду называть Ириной? Девушка с важным видом кивнула. — Приятно, что вы не пошли на поводу у моих родителей. На языке у Ирины вертелся опасный вопрос: «Кто вас назвал Игреком?» Страх услышать в ответ: «Мой врач» — увел ее в сторону. — Там, где вы живете… — изысканное воспитание мешало Ирине назвать обиталище чувствительного юноши. — В психушке! — помог ей Игрек. — Там не найдется для меня местечка? — Чем вы страдаете? — осведомился душевнобольной со всепонимающей миной, свойственной доктору Ознобишину. Ирина в задумчивости переспросила: — Страдаю? Разве у вас живут только те, кто страдает? — Обязательно нужно чем‑нибудь страдать, — авторитетно заверил девушку опытный псих. — Разве нет сумасшедших, которые не страдают, а радуются? Игрек вынужден был признать правоту мечтательной барышни. — Все равно какой-то бзик у сумасшедшего должен быть! — Бзик у меня есть! — Ирине жаль было расставаться с потаенным, но она предвидела радость от совместного владения ее тайной. — У меня такой бзик, что только держись! — Годится не всякий! — с осторожностью заметил Игрек, опасаясь разочаровать девушку тем, что она вполне нормальна. — У здоровых людей тоже бывают бзики. У одного, например, была привычка спать в одной постели с курицей. Но его к нам не приняли. — А он хотел? — удивилась Ирина. — Его привела жена. — С курицей может спать только сумасшедший! — глубокомысленно изрекла Ирина. — Ты бы посмотрела на его жену! — Игрек незаметно перешел на «ты». — Нормальный с ней спать не станет. — Кого еще не приняли в ваш дурдом? — Ирина всерьез озаботилась устройством в психушку, хотя никогда прежде об этом не помышляла. — Жена привела к нам мужа… скотоложника. — Та же самая? — Другая. Тот дядька с курицей просто дружил. Скользкая тема не смущала кроху, столь велик был ее интерес к вывихам сознания, но этикет требовал уточнения: — Вам неприятен этот разговор? — Приятен. С тобой… Ты меня называешь на «вы», потому что я сумасшедший? Ирина устыдилась, что ее заподозрили в подобной низости. — Я сама такая! — Тогда мы должны перейти на «ты». — С удовольствием, — улыбнулась Ирина, польщенная тем, что ее причислили к братству сумасшедших. — Скотоложник был настоящим? Он предавался пороку не только в своих мыслях? — Дядька жил со своей собакой как с женой. — А с женой — как с собакой? — Чтоб доказать скотоложество, жена принесла к нам в Воробьевку щенков от этой суки. — Она хотела сказать, что их отец — ее муж? — Тетка уверяла нашего доктора, что щенки похожи на него. Ирина оборвала смех, вспомнив, что смеяться над чужой бедой нехорошо. — Чем это кончилось? — Жену оставили в Воробьевке. — А скотоложник преспокойно вернулся домой? — В том-то и дело. Наш доктор (в который раз уже Игрек вспомнил Ознобишина!) сказал, что мужик был не настоящим скотоложником. Он делал вид, что живет со своей собакой, чтоб насолить жене. И свести ее с ума. Но вообще-то щенки на самом деле были на него похожи. — О! — только и проронила Ирина под впечатлением нешуточных страстей, бушевавших в желтом доме. Белолицый Игрек порозовел от гордости за свой приют: не на помойке обретается! * * * Долговязый рассказал девушке лишь о своем загадочном недуге: потере памяти, умолчав об удивительном даре внушения. В ответ Ирина поведала глюку о своей тайной радости. Она видит чужие сны. Пришел черед Игреку воскликнуть: «О!». Таких глюков в Воробьевке еще не видели. Недоверчивая улыбка дылды задела Ирину. — Ты мне не веришь? Игрек глуповато ухмыльнулся. — Ты спишь рядом с другим человеком… — начал он. Сумасшедшая барышня не терпела пошлостей. — Я ни с кем рядом не сплю! В одной комнате со мной спит человек. А я сижу с закрытыми глазами. И вижу все его сны. Игрек с умным видом изрек: — Почти всегда мы не помним наших снов! — А я помню. Чужие. Даже когда спавшие ничего не помнят. — Как же ты узнаешь, что видела их сны, а не свои собственные? — глюк уел Ирину. Подозрения в шарлатанстве кроха не вынесла. — Узнаю, не беспокойся! Вы все в Воробьевке такие сумасшедшие? — Не надейся, тебя к нам не возьмут! — И слава Богу! * * * Перебранка, достигнув предела, за которым следует мордобой, неожиданно улеглась, завершившись миром. Первым прыснул Игрек: — Я болван! Ирина подхватила его смех: — Это я болванка! Чувство вины из‑за своей скандальности, испытанное обоими глюками, толкнуло их друг к другу. — Ты правда мне не веришь? — посерьезнев, спросила Ирина. — Как тебе сказать… — помялся Игрек. — Но ведь все легко проверить! — Каким образом? — Ты спишь со мной в одной комнате, а я сижу рядом… Игрек изобразил на лице сомнение. — Ну пожалуйста! — уговаривая дылду, Ирина просительно заглядывала ему в глаза. |