Книга Игрек Первый. Американский дедушка, страница 75 – Лев Корсунский

Предчувствуя новое столкновение, Федор бросился между мужчинами, оттер Гошу в приемную.

— Чего ты приперся! Все путем!

Из кабинета вывалился Мешков.

— Как я могу ему верить, если он мне сбрехал!

Федор бросился к Мешкову и затолкал его обратно в кабинет.

— Он дает дедушке могилу? — не скрыл своего удивления Гоша.

— Дает, — подтвердил Федор. — Но не просто так. — Невинный вид Гоши привел ритуального работника в замешательство. — Просто так только кошки плодятся!

Теперь даже простодушный Гоша все понял.

— Сколько? — он решил смириться с суровой неизбежностью. Сумма была такова, что Федор не счел возможным произнести ее вслух. Он потянулся к уху Гоши.

На лице Георгия Антоновича отразилось сначала изумление. Потом возмущение. Потом ненависть к вымогателю. Он рванулся в кабинет, но Федор оттащил Гошу от дверей.

— Нет вариантов! Я тебе ничего не говорил!

Гоша задохнулся.

— У меня нет таких денег!

— Мешков согласен взять твой «Запорожец».

— А как же я? — растерялся Гоша Гоголев.

— У тебя будет могила. Машина у тебя уже не новая, а могила… первый сорт!

Гоша молчал в задумчивости.

— В наше время машину на могилу — это хороший вариант! Как профессионал говорю! Вид у тебя — краше в гроб кладут!

Гоша представил лежащего в гробу старика, которому смертельно хочется умереть, но не может он позволить себе последнего утешения из‑за того, что не нашлось для него на Родине клочка земли.

— Я согласен! — кивнул Гоша Федору.

Тот выпустил из себя воздух с облегчением.

— Слава богу! — от всего сердца хлопотал ритуальный работник не корысти ради. Схватил он Гоголева за руку, чтоб тот не успел передумать, и увлек за собой в кабинет директора.

— Петр Васильевич, — обратился к нему Федор. — Надо срочно ехать к нотариусу. Человек хочет подарить тебе свою машину.

Мешков испытующе посмотрел Гоше в глаза и сказал:

— Спасибо.

Серафим Терентьевич лежал в удобном гробу, голова его покоилась на подушечке. Душа старца прощалась с телом, ему казалось, что еще мгновенье — и она отлетит… Но неотвязная мысль о скором погребении мешала затянувшемуся прощанию души с телом.

Серафим Терентьевич злился, ругал себя за эту суетность последними словами — и тем самым только отдалял блаженство небытия.

Старый Гоголев впал в забытье. До него донеслись глухие, как из‑под подушки, голоса. Серафим Терентьевич сообразил, что лежит в могиле и слышит происходящее на земле. Именно так он и представлял себе всегда жизнь покойников.

Голос Зои Сергеевны, глухой, без всякой интонации:

— Преставился! Какой ужас!

«Ничего ужасного! — с удовлетворением отметил Серафим Терентьевич. — Мягко и тепло. А главное — на душе покойно… Погоди, у меня же нет души! — Покойник встревожился, но сразу же успокоил себя: — Души, может, и нет, а что-то вместо нее все-таки осталось!»

— Я мертвецов боюсь! — продолжал женский голос.

«Ну и дура!» — беззлобно отреагировал покойник.

— Надо зеркало занавесить! — голос Дениса Ильича.

«Что ж вы, братцы, запамятовали!» — не одобрил Серафим Терентьевич.

Сердце Гоши Гоголева изнылось от тоски. Когда он вернулся домой, Зоя Сергеевна и Денис Ильич сидели в кухне, подальше от покойника. По их лицам, при его появлении враз поскорбевшим, Гоша сразу понял, что непоправимое свершилось.

Ему не требовалось настраиваться на особую волну — как всегда бывает перед встречей с покойником. Георгий Антонович сразу шагнул в комнату с гробом.

Его поразило, что покойник был, как живой. Гоша поправил свесившуюся из гроба руку — холодная.

— Ну что? — прошептала рядом Зоя Сергеевна, словно боялась потревожить мертвеца.

— Все в порядке! — громко ответил Гоша. — Я достал дедушке могилу!

Леденящий холод, распространившийся по телу Серафима Терентьевича в секунду сменился жаром. Значит, он еще жив! Какой ужас! Но зато внучек раздобыл для него чудесную могилу! Какое блаженство!

Почти покойник подскочил в гробу.

— Ты достал мне могилу? Какое счастье! — сияющий дедушка обнял правнука. — Я так боялся умереть, не узнав этого!

Гоша всхлипнул от радости и сразу же стал с остервенением чесаться.

Денис Ильич почувствовал себя лишним на этом семейном празднике.

Зою Сергеевну воскрешение старца очень испугало, до мушек в глазах, в чем она, однако, не призналась, сознавая, что пугаться не смерти, а воскрешения — как-то неэтично.

Чтобы скрыть свой постыдный испуг, Зоя Сергеевна подошла к окну, взглянула на улицу.

— Дедушка, где ваша машина?

— Я ее подарил! — с добродушной улыбкой сообщил Серафим Терентьевич.

Гоша помялся и сказал беспечно:

— Смешно. Нашу машину я тоже подарил!

Весь мир сузился для Зои Сергеевны до размеров пустого гроба.

Глава 5

Пожилой элегантный господин с букетом роз зашел в отель «Савой». Наметанный глаз швейцара сразу определил в нем иностранца, причем при деньгах. Не туриста. Но и не бизнесмена.

Серафим Терентьевич высматривал Ингу. Прежде ему почему-то не приходило в голову, что девушки может не быть, и американец растерялся. Другая девушка — длинноногая блондинка — покуривала в кресле «Мальборо» и бросала на проходящих мимо нее мужчин такие же взгляды, как и его знакомая Инга: слегка пренебрежительные, но призывные. Эффект в результате получался будоражащий.

Сквозь женщин блондинка смотрела, будто те были стеклянными. Но на одной — полной брюнетке — ее взгляд споткнулся, она занервничала, поднялась. Брюнетка подошла к блондинке (впрочем, обе были крашеные). Наверно, это было не ее место или не ее время.

— Вы Веронику ждете? — спросила у Серафима Терентьевича брюнетка.

— Ингу, с вашего разрешения.

— Она вам на это время назначила?

— Нет, нет! — дедушка замотал головой. — Когда можно будет к ней наведаться?

Девушки обменялись взглядами. В результате блондинка, кивнув Серафиму Терентьевичу, чтоб подождал, отправилась в ресторан.

Брюнетка не спускала со старика настороженного взгляда.

— У вас бабки есть?

— Бабки? — дедушка оскорбился. — У меня даже одной бабки нет!

— Вы займете Ингу на весь вечер?

— Надеюсь. Если она согласится…

Инга сидела за столиком с подружкой. Девушки часа два сидели с теми же чашечками кофе, беззаботно болтали, но вели при этом прицельный огонь взглядами.