Книга Страсть и судьба, страница 42 – Юджиния Райли

— В большинстве случаев, да, — призналась Сара, — но и это меняется. Например, если женщина отдается мужчине, которого она любит, ее больше не называют автоматически шлюхой.

— Это правильно.

— Правильно? — спросила недоверчиво Сара.

Он встал и сказал откровенно:

— Я считаю, что если мужчина требует чистоты от своей невесты, у нее есть право требовать того же от него.

Сара только и могла, что покачать головой.

— Дэмьен, ты меня изумил. Если бы ты жил в мое время, тебя считали бы свободомыслящим.

— Неужели? — улыбнулся он. — Я терпеть не могу искусственных ограничений, существующих в том обществе, в котором я живу.

Она кивнула с горечью.

— Но у общества, в котором живу я, есть другие проблемы. Мне в XX веке всегда было как-то не по себе. Постоянно казалось, что мое место где-то в другом веке.

Он глубоко заглянул ей в глаза.

— Мы с тобой оба чужие в своем времени, да?

— У нас есть мы с тобой, — прошептала она.

— Да, — пробормотал он и нагнулся, чтобы поцеловать ее.

— Мы нашли свое место во времени вместе. А это — все, моя любимая.

На следующий вечер, когда она сидела у окна, разговор принял более личную окраску.

— Сара, я хочу узнать больше о тебе, — начал Дэмьен. — Расскажи о своей жизни до… до твоего возрождения, и еще — как ты стала таким замечательным художником.

— Ну, видишь ли, что я говорила раньше — в основном, правда, — сказала она. — Я действительно из Атланты, штат Джорджия, я родилась в известной семье, на Энсли-парк. Мои предки жили там еще в то время, когда Атланта называлась Мартасвилль, поэтому мои родители явно принадлежат к «старой гвардии». Моя семья составила капитал на железных дорогах, и сейчас мы занимаемся весьма прибыльным судоходным бизнесом.

— Ты близка со своими родителями?

Сара задумалась.

— Ты хочешь узнать, смогу ли я их оставить?

— Да.

Сара вздохнула, обдумывая, что сказать. Потом посмотрела ему в глаза.

— Это будет нелегко. Родители уже потеряли сына. Но, конечно, я их оставлю — уйду искать свою судьбу. Я их люблю, но у них своя жизнь, а у меня — своя.

Он сжал ее руку. Ее слова его явно успокоили.

— Я рад. А теперь о твоем искусстве.

— Моя мама говорила, что я родилась с кистью в руке, — рассмеялась Сара. — Когда мне было около пятнадцати лет, мою работу показали на местной выставке. Моя первая персональная выставка состоялась, когда мне было восемнадцать; потом я сорвалась с родительского поводка и поступила к Саре Лоуренс учиться живописи.

— К Саре Лоуренс?

— Это очень либеральный женский колледж. Я получила диплом и, вернувшись домой, погрузилась с головой в работу. Я стала членом Ассоциации художников Атланты, немного преподавала в Школе живописи. Вскоре по всему городу в галереях висели мои работы, и я стала получать заказы от банков, универсамов, врачей, юристов и прочее. Я имела коммерческий успех, что довольно редко для мира искусства.

— Я не удивлен этим успехом — с твоим-то талантом. — Он помолчал. — А что же твоя личная жизнь, Сара? Занимал ли в ней кто-нибудь особое место?

— Да. Билл Бартли. — Она вздохнула. — Он юрист, живет в Атланте. Всю жизнь мы были друзьями, а несколько лет тому назад обручились.

Рука Дэмьена сжала ее руку.

— Ты собираешься за него замуж?

— Нет. Он предал мое доверие.

Дэмьен помрачнел.

— Другая женщина?

— Нет. Он подверг себя стерилизации, не обсудив со мной этот вопрос.

— Чему подверг? — недоверчиво спросил Дэмьен.

— Он сделал себе хирургическую операцию, которая называется вазектомией. Она делает мужчину бесплодным, не способным иметь детей.

Дэмьен смотрел на нее изумленно.

— Но зачем добровольно делать с собой такое? Лишить себя мужественности, возможности заиметь наследников?

Сара осторожно подбирала слова.

— Пойми, я из ядерного века. Над нашими головами постоянно висит угроза атомной бомбы, мы все живем в разгар так называемой «холодной» войны, в страшно напряженной международной обстановке. Билл пошел на стерилизацию, потому что, как говорил он, зачем рожать детей, если мир завтра разлетится на куски? По крайней мере, так он объяснил этот поступок. К сожалению, он не сказал мне о своем решении до того, как все было сделано.

— Ты, кажется, не веришь его объяснениям, — заметил Дэмьен.

— Да, нет, — она вздохнула, — верю. Он убедил себя, что им движут самые благородные чувства, но на самом деле мне кажется, он сделал это потому, что слишком эгоистичен, чтобы стать хорошим отцом.

— И после этого ты расторгла помолвку?

— Да, конечно.

— Я рад.

— Я чувствовала, что меня предали, — тихонько призналась она.

Дэмьен притянул ее к себе, прижался губами к ее волосам.

— Безусловно, бедняжка моя.

— После смерти Брайана и даже после моего выздоровления я ощущала себя такой мертвой внутри. Я отчаянно хотела как-то заново утвердить в себе жизнь. — Она посмотрела ему в глаза; ее глаза до краев наполнились слезами. — Я хотела ребенка, — закончила она еле слышно.

— Сара, — его глаза озарились ликованием, — я очень тебя понимаю.

— Да?

— Да. — Он нежно поцеловал ее, и все ее чувства ожили. Потом он посмотрел ей в глаза и прошептал: — Я люблю тебя. И я дам тебе ребенка.

Это был очень напряженный момент для обоих. Сара смотрела на своего возлюбленного, и ее сердце наполнилось такой радостью, что она почти не слышала, о чем он говорит. Он хочет дать ей ребенка? Он предлагает сотворить третью душу из их душ, соединившихся так красиво и совершенно?

Потом реальность взяла свое.

— Ты понимаешь, что ты предлагаешь?

— Понимаю, — улыбнулся он, — прекрасно понимаю.

— Нет, я боюсь, что не понимаешь, — воскликнула она с мукой. — Дэмьен, ведь я в этом мире мимоходом. Я не знаю, в каком времени мое место.

Он привлек ее к себе.

— Твое место рядом со мной, дорогая. Мы с тобой близки так, как никогда еще не были близки два человека.

— Это я понимаю.

Его руки обхватили ее.

— Тогда давай сегодня ночью сделаем наш союз полным. Давай изгоним все ночные тени вместе. Давай создадим новую жизнь из всех этих смертей, горестей и предательств.

— Ты уверен? — в ее вопросе были и боль, и любовь.