Книга Алый ангел, страница 5 – Элизабет Торнтон

Медленно, не торопясь, Майяр начал зачитывать смертный приговор. Никто не был помилован.

– Нет! – сдавленный крик Кэма утонул в реве толпы.

– Mort aux aristocrates! Смерть аристократам!

Подобно приливу, толпа ринулась вперед.

Перед тем как кто-то ударил Кэма сзади по голове, он успел увидеть, как его сестру вырывают из рук матери. К счастью, милосердное забытье наступило почти мгновенно.

1803 год, одиннадцать лет спустя

Лорд Лэнсинг, молодой человек лет тридцати, сидел, уютно устроившись в огромном мягком кресле в спальне герцога Дайсона в его просторном доме на Ганновер-сквер. Лорд размышлял о будущем, ожидавшем Европу теперь, когда Наполеон Бонапарт заполучил бразды правления Францией. И мысли Лэнсинга были довольно мрачными.

– Ты найдешь, что Лондон сейчас практически опустел, – заметил лорд, рассеянно теребя локон своих светлых волос.

Кэм Колбурн, герцог, полностью скрылся в воде, наполнявшей ванную, и через мгновение вынырнул, подняв кучу брызг.

– Думаешь? – Он энергично тряхнул головой, так что вокруг разлетелись капельки воды.

– Саймон, будь другом, подай мне вон то полотенце.

Лорд Лэнсинг послушно взял теплое полотенце с полки у камина и бросил другу. Поймав его одной рукой, Кэм, обнаженный, вышел из медной ванны и стал энергично вытираться.

Через несколько минут Лэнсинг продолжил развивать свою мысль:

– Да, все это из-за мирного договора.

– Что из-за мирного договора? – спросил Кэм.

Он уже надел чистое белье и застегивал пуговицы на атласных брюках.

– То, что Лондон практически опустел, – объяснил Лэнсинг.

На вопросительный взгляд друга он ответил:

– Такое впечатление, что не только люди, но даже каждая собака отправилась в Париж, чтобы посмотреть на этого Бонапарта.

– Ситуация скоро изменится. Через месяц-другой мы опять будем воевать.

Лэнсинг фыркнул:

– Только если мистер Питт сможет убедить оппозицию стать на путь истинный.

– Мистер Питт прекрасно умеет убеждать, – снисходительно заметил Кэм. – Где мои туфли? А, вот они.

Поверх белых шелковых чулок Кэм обул пару изысканных черных туфель с серебряными пряжками. Заметив какое-то пятнышко на носке правой туфли, герцог тихонько выругался.

– Ты ведь не в восторге от лидера оппозиции, правда, Кэм?

– Ты о мистере Фоксе? Он мне вообще не нравится. Ведь он же закоренелый виг! Такие люди самые опасные. Где, черт возьми, мой галстук?

– На спинке стула, там, где ты его положил. И, что гораздо важнее, где, черт побери, твой камердинер?

– Что? А, он остался в Данрадене, – ответил Кэм, имея в виду свое фамильное гнездо в Корнуолле, неприступную крепость, стоявшую обособленно на берегу Ла-Манша.

– Сколько времени ты провел в дороге?

– Три дня. Благодарю за сообщение, Саймон. Я ни за что на свете не пропустил бы этой встречи.

– Мистер Питт очень настаивал на твоем присутствии. Кажется, он думает, что если кто-то и сможет убедить Фокса умерить свой ораторский пыл в палате лордов, так это ты.

– Неужели? – Кэм ловко повязал безукоризненно чистый белый галстук, да так искусно, что заворожил своего собеседника.

– Он не говорил почему?

Придя в себя, Лэнсинг ответил:

– По-моему, он считает, что ты изучил мировоззрение мистера Фокса и, если у нас возникнут трудности, будешь знать, какой линии поведения придерживаться.

– Фокс – идеалист и либерал, – сказал Кэм. – Это все, что нам нужно знать.

Бросив на друга умоляющий взгляд, Кэм попросил:

– Прошу тебя, Саймон, побудь одну минутку моим камердинером.

Лэнсинг помог другу облачиться в плотно пригнанный темно-синий вечерний пиджак с серебряными пуговицами.

– Вот так! Сам Бруммель не смог бы к тебе придраться.

Саймон отступил назад, чтобы полюбоваться покроем пиджака друга.

– Кто твой портной?

– Уэстон с Олд-Бонд-стрит. Ты его знаешь?

– Вот это да, Кэм! Это же портной Бруммеля!

– Правда? – Кэм скорчил рожу собственному отражению в высоком зеркале-псише, [9] затем повернулся к своему другу.

– Ну что? Я достойно выгляжу, или мой камердинер прав, когда говорит, что без его услуг я беспомощен, как дитя?

– Вполне, – ответил Лэнсинг.

Без зависти он думал о том, что его друг великолепен. Вдобавок к титулу и состоянию, герцог Дайсон обладал необычайно привлекательной внешностью, а его физической форме позавидовал бы любой профессиональный спортсмен. Более того, в нем было нечто, какая-то обособленность, которая вызывала желание подружиться с ним и в то же время пресекала фамильярность. Лэнсинг считал, что ему необычайно повезло стать одним из немногих близких друзей Кэма.

– Откуда у вас, корнуоллцев, такие неимоверно голубые глаза?

– От наших родителей, – сухо ответил Кэм и осторожно воткнул алмазную булавку в узел галстука.

– Какой повод для столь официального наряда? – спросил Лэнсинг.

– Луиза. Она устраивает прием для кого-то из своих соотечественников. Я собираюсь зайти туда позже, после встречи с мистером Питтом и мистером Фоксом. Тебя приглашают, если ты хочешь пойти.

– Мой французский недостаточно хорош, – с надеждой в голосе произнес Лэнсинг.

– Вздор. Эти французские immigres с удовольствием попрактикуются в английском, беседуя с тобой. Кроме того, поскольку к концу недели мы будем во Франции, тебе самому стоит попрактиковаться.

– Как поживает Луиза?

Кэм, поправлявший кружево на манжетах, моментально замер и вопросительно посмотрел на друга.

– Нормально, насколько я знаю. Разве нет?

Лэнсинг взглянул на Кэма скептически.

– Кэм, ты что, не понимаешь? Тебе все равно? Ради всего святого, эта женщина – твоя любовница, она с тобой уже два года. Как ты можешь уезжать, оставляя Луизу без присмотра, и не видеть ее месяцами? Она прекрасна и желанна. От добра добра не ищут.

Кэм поднял брови.

– Что? Она нашла себе другого покровителя?

– Насколько я знаю, нет. Но дело не в этом.

Лэнсинг покачал головой, заметив равнодушие в голосе друга. Саймон открыл было рот, чтобы выразить протест по этому поводу, но передумал.