Книга Пират и язычница, страница 12 – Вирджиния Хенли

– Что ж, если вы позволяете всем и каждому, включая собственную жену и парламент, диктовать себе, как поступить, понятно, почему все ваши обещания остаются пустыми словами.

– Ее величество не старается взять надо мной верх, – с легкой иронией бросил Карл, – это ты, любовь моя, при каждом удобном случае пускаешь в ход зубы и когти. Наверное, потому, что знаешь, как прекрасна в гневе, – вкрадчиво прошептал король, кладя руку на голое плечо Барбары. Но та мгновенно сбросила ее.

– Вам всегда удается перехитрить меня и воспользоваться моей добротой! Считаете, что все можно уладить в постели? – взвизгнула женщина.

– По большей части именно так и бывает, любимая. Ну же, Барбара, успокойся, не секрет, что ты желаешь меня так же сильно, как я – тебя.

Загорелая ладонь снова легла на ее грудь, и Барбара тихо застонала:

– Нет, нет, не-е-е-ет, Карл, в другой раз! При мысли о том, чем я для вас пожертвовала, кровь стынет в жилах, а теперь вы даже не пытаетесь защитить меня!

– Пожертвовала? – с усмешкой переспросил Карл, вспоминая золото, драгоценности и поместья, которыми осыпал ее.

– Я стала притчей во языцех в Уайтхолле. [10] Каждый придворный знает, в чьей постели его королевское величество днюет и ночует! Я погубила свою репутацию, предала мужа!

Распахнув двери, она трагически воскликнула:

– Пойдем в детскую, и там я покажу вам живые свидетельства моей растоптанной жизни!

– Да успокойтесь же, Барбара! Как можно будить невинных детишек в такой час! Жестокая, бессмысленная затея!

Король в который раз тяжело вздохнул:

– Жаль, что вы не нашли в своем сердце хотя бы немного любви ко мне, Бэбс! Я только что битых два часа ссорился из-за вас с ее величеством.

– Неужели? – с довольным видом промурлыкала фаворитка и, подойдя к столу, налила себе бокал белого рейнского вина. Высоко взметнувшееся в камине пламя на миг очертило соблазнительные формы, просвечивавшие через тонкий шелк, и Карл закусил губы, пытаясь сдержаться, чтобы не взять ее силой.

– Кажется, и ты не собираешься пускать меня в свою постель, верно? – усмехнулся он.

– Нет, пока этот вопрос не будет улажен, Карл.

Король взял со стула бархатный халат:

– В таком случае, ради всего святого, накинь хотя бы это… ты сводишь меня с ума!

– Знаете ли вы, что ее величество строжайшим образом запретила Хайду подписывать указ о даровании мне титула? – прошипела Палмер.

– Кларендон никому не позволит совратить себя со стези долга, будь то Катерина или даже я сам, – пояснил король.

Барбара, разъяренно взвизгнув, схватила флакон дорогих духов и швырнула в стену.

– Кларендон? Кларендон? – повторяла она, словно взбесившийся попугай. – Значит, это правда… вы сделали его графом, а мне отказали в титуле!

– Я ни в чем не отказывал вам, Барбара.

Но фаворитка уже билась в истерике:

– Все эти годы я была вам вернее супруги и вот какой награды удостоилась… выброшена на улицу… покинута… отвергнута!

– Женские измены исстари вошли в поговорку, – цинично произнес король, – и вы не исключение. Что же до последних обвинений, каждый может подтвердить, что я давно готов броситься в любовную схватку со всем пылом истомившегося по ласкам мужчины и провести с вами остаток ночи. Беда в том, Барбара, что вы, кажется, получаете гораздо больше удовольствия, доводя меня до белого каления, чем от моих ласк.

Женщина окончательно потеряла голову.

– Вы прекрасно знаете, что это неправда! Я самая страстная женщина из всех, что вы любили, и в постели ничем не уступаю вам! Всегда рада исполнить любые прихоти, которые приходят на ум моему повелителю! – вопила она, словно базарная торговка, нисколько не заботясь, что их могут услышать.

– Верно, – с сожалением кивнул король, – но дело в том, что я одиннадцать лет скитался по Европе с протянутой рукой, как нищий, и больше этому не бывать! Я никого и ни о чем не собираюсь молить, Барбара.

Надев свой камзол пурпурного бархата, Карл повернулся к двери.

– Эти приступы гнева и внезапные слезы – вещь опасная, Барбара. Вам следует позвать лекаря и хорошенько полечиться. Лично я нахожу их крайне утомительными, – обронил он на прощание. – Желаю вам спокойной ночи, или, точнее, доброго утра!

Эту ночь Рурк Хелфорд провел немногим лучше монарха Англии. Выйдя из дворца, он направился прямиком на Тотхилл-стрит, в уютный особнячок, который снимал для мистрис Энн Эшли, и, потихоньку открыв дверь своим ключом, вошел в прихожую, но тут же понял, что зря осторожничал, – хозяйки еще не было дома.

Сняв шляпу и налив себе бургундского, Рурк поудобнее устроился в кресле, небрежно положив ноги на полированный столик. Но шли минуты, бутылка почти опустела, и чаша терпения Рурка переполнилась. Он так и рвался в бой. Открыв маленький ящик бюро, он стал просматривать счета и раздраженно сжал челюсти, а на щеке задергалась крошечная жилка. Только за последнюю неделю она посмела истратить пятьсот фунтов на наряды и драгоценности!

Вскоре появилась Энн в сопровождении горничной и при одном взгляде на лицо покровителя поспешно велела:

– Оставь нас, Милли!

Не дождавшись ни ласковых слов, ни поцелуя, Энн сообразила, что вот-вот грянет буря. Торопливо бросив на стул веер, муфту, маску и накидку, она принялась расстегивать платье. Надо как можно скорее затащить его в постель!

– Рурк, дорогой, – гортанно выдохнула она, – я думала, ты сегодня ночуешь во дворце. Знай я, что ты приедешь, не согласилась бы поехать на ужин к Элизабет Гамильтон!

Все еще сжимая в руке пачку счетов, он молча оглядел Энн с головы до ног, и та нервно поежилась:

– Мне понадобился новый туалет, Рурк.

– Один? – насмешливо поднял брови Хелфорд.

– Ну три, какая разница… и потом, я подумала, что ты захочешь подарить мне на прощание жемчуга! – И, премило надув губки, добавила: – Как жаль, что тебе приходится уехать, дорогой! Я просто умру от одиночества!

Она сбросила платье, оставшись в изящном корсетике, высоко поднимавшем груди, и кружевных чулках с розовыми подвязками. Энн надеялась, что глаза любовника загорятся желанием и он забудет о неприятной теме. Но Рурк оставался равнодушен к ее прелестям.

– Есть еще счета, кроме этих? – осведомился он, помахивая бумажными листками. Энн осторожно приблизилась к нему.

– Все это время ты так баловал меня, дорогой. Позволь теперь и мне отблагодарить тебя единственным способом, который мне известен лучше всего!