Книга Крылья любви, страница 43 – Барбара Мецгер

– И вы это сделаете?

– Я подожду, пока отец подтвердит приглашение, тогда и поговорю об этом с Ардетом. Он, как бы это сказать, был не слишком доволен, когда узнал, как вели себя наши родители, а память у него прекрасная. Да я и сама не уверена, что хотела бы увидеть наших родителей и Ардета под одной крышей.

– Мама будет весьма польщена появлением графа у себя в доме и, уверяю тебя, встретит его со всей доступной ей любезностью. А папа становится день ото дня все более похожим на человека, не слишком способного рассуждать здраво, чтобы принимать его в расчет. И если они оба отнесутся к тебе с недостаточным уважением, то, я полагаю, никто так быстро не приведет их в чувство, как твой муж. Я сама видела, как он умеет это делать.

Джини тоже видела, но как раз это ее и беспокоило. Ей не нравилось, чтобы не сказать больше, видеть его разгневанным.

Лоррейн продолжала:

– А еще я заметила, что Ардет в состоянии внушить людям, будто он святой… Самый настоящий святой.

– Самый настоящий? Ты так думаешь? Правда, Ардет на редкость удивительный мужчина. И очень красивый…

– Красивый? Если бы он не был так явно помешан на тебе, ты обнаруживала бы у дверей вашего дома кучу девиц, рухнувших на ступеньки в надежде, что он их поднимет.

Джини вспомнила, как легко, без всяких усилий он поднял на руки ее и какой защищенной от всех бед она себя почувствовала при этом.

– Чепуха, – возразила она, не сообразив, что сестра пошутила. – Ни одна девушка не может быть настолько наглой.

Лоррейн расхохоталась над ее наивностью.

– Они способны и на большее. Проницательный взгляд твоего мужа, его королевская осанка, строгий, сдержанный вид пробуждают в любой женщине желание вызвать на его лице улыбку, стремление, чтобы он ее заметил, обратил на нее внимание.

– Пробуждают? – Джини почувствовала себя похожей на ворона Олива, который постоянно повторял услышанное. Однако она хотела услышать больше.

– Ты полагаешь, женщин влечет к Ардету?

– Только не меня, разумеется. Я вполне довольна собственным мужем, да будет тебе известно. А ты можешь считать себя счастливой. И к тому же храброй.

Джини едва не подавилась миндальным печеньем.

– Я? Храбрая?

Лоррейн кивнула.

– Любой согласится, что в твоем муже есть нечто почти угрожающее, нечто свидетельствующее о его уверенности в себе и властности.

– Да, он фигура внушительная.

– Но никто не слышат, чтобы он говорил с кем-нибудь грубо или даже резко. Кормак утверждает, что Ардет не схватится в случае чего за шпагу или пистолет, но мужчины ведут себя с ним осторожно. Ты должна была это заметить.

Джини покачала головой. Она редко замечала кого-то еще, если Ардет находился в комнате.

– Мужчины предпочитают соблюдать осторожность, но женщины дрожат при намеке на опасность. От страха… или от желания.

– К моему мужу? – уточнила Джини в недоумении.

Она считала, что единственная испытывает это чувство.

– Не знаю, стоит ли спрашивать, насколько внешность Ардета соответствует его искусству.

– Какому искусству?

– В постели, гусыня. О чем еще, как ты думаешь, судачат женщины, сидя за своим вязаньем или шитьем? Уж не о петлях и стежках, поверь мне.

Джини почувствовала жар, который распространялся по ее телу вверх, начиная где-то от кончиков пальцев на ногах. Состроив мину, приличествующую графине, удивленной бестактностью вопроса, она сказала:

– Мне и в голову не могло прийти, что ты задашь подобный вопрос.

Лоррейн расхохоталась:

– Как здорово это у тебя вышло! Вот уж не думала, что моя маленькая сестренка стала такой умной и находчивой. Настоящая леди!

Джини на это ничего не ответила. А взглянув на приколотые к ее платью часики, вдруг спохватилась:

– Боюсь, что мне пора собираться. Я надеялась повидать своего племянника.

– Я и не предполагала, что ты приедешь повидаться со мной. – Лоррейн вдруг снова превратилась в ту усталую, поблекшую женщину, какой ее увидела Джини на приеме в Карлтон-Хаусе. – Моему ангелу сегодня нездоровится. Врач собирался сделать ему кровопускание, после чего мальчик будет спать весь день. Может, ты нашла бы время заехать к нам завтра еще раз? – Лоррейн оживилась. – И привезла бы с собой ворона, о котором столько говорят? Питеру это очень понравилось бы. Он очень редко выходит из дома. И вдруг такая удача – познакомиться в один день и с новой тетей, и с говорящей птицей!

Джини согласилась. Визит к сестре оказался не столь неприятным, как она опасалась. К тому же ей хотелось повидать мальчика.

Когда Джини в этот же день за обедом упомянула о приболевшем племяннике, Ардет нахмурился и напомнил ей, о чем говорила Лоррейн на приеме у принца. Вид у Ардета был при этом не только встревоженный, но и сердитый. К счастью, гнев его был направлен только на врачей, которые не имели представления о том, чем нужно лечить ребенка ломимо кровопусканий, которые только ослабляли организм и без того слабого пациента.

– Они лишают дитя крови, необходимой для жизни. Как они могут ожидать, что это восстановит его силы? Скажите им, чтобы они прекратили такое лечение.

– Я? Кто я такая, чтобы говорить приглашенным Лоррейн специалистам, как лечить мальчика?

– Вы его родная тетка. Сделайте это, прошу вас.

Джини послушалась.

Как она и ожидала, Лоррейн рассмеялась ей в лицо.

– Я слышала, что твой муж обладает необыкновенными познаниями, и знаю, что леди Винросс прямо-таки воспевает его успехи в области медицины. Но джентльмены, которые наблюдают за здоровьем Питера, учились в Эдинбурге и признаны лучшими врачами страны.

– Однако они не вылечили короля, не так ли?

– О, но ведь у короля умственное расстройство, как ты знаешь. А у Питера всего лишь слабые легкие.

– Ты все-таки подумай об этом, в словах Ардета есть логика. Он не ошибается.

Пока они поднимались по лестнице, Лоррейн молчала. Остановившись у двери в детскую, вдруг заговорила:

– Да, в его словах действительно что-то есть, потому что после каждого приступа болезни Питер все медленнее поправляется. Я попрошу Кормака поговорить с врачами. Но мой мальчик уж точно почувствует себя бодрее, когда увидит тебя и твоего удивительного ворона.

Олив выронил из клюва позолоченные щипчики для сахара, которые успел утащить с чайного подноса.

Ребенок казался особенно маленьким на огромной кровати, бледненький и худой. Но он улыбнулся и попытался сесть, чтобы поклониться, как подобает джентльмену, своей новой тете, глаза у которой были такими же зелеными, как у него. Олив сделал поклон, сидя на плече у Джини, потом слетел на кровать и с важностью прошелся по ней, ничуть не убоявшись накрахмаленной сиделки, которая хотела было схватить ворона.