Онлайн книга «Маримба!»
|
– Может быть, голодный… Может быть, ему мальчишки на хвост консервную банку привязали… А может, он вчера всех перецарапал, наобижал и теперь сердится… – На себя? – мгновенно отреагировала Катя. Кате нет еще четырех лет. Она еще совсем ничего не знает о мире. Или знает? Откуда тогда эта удивительная способность гасить конфликты, сводить все к шутке, искать мирные выходы из любой ситуации? * * * Серьезно предупреждаю ее: – Тому, кто плачет, мультики не включаю! – А после мультиков можно плакать? * * * – Мам, раздень мне банан! * * * Катя играет на полу. Игрушки разговаривают между собой: – Я не буду рядом с тобой спать! У меня есть своя пижама! Я буду в ней у себя спать! – задиристо говорит мышонок. – Хо’ошо… – грустным голосом отвечает ему маленькая «кукочка»… * * * Читаем русские народные сказки. Там обязательно почти в каждой сказке встречаются пирожки. Вздыхаю: – Ну что, может, тебе печь пирожки? – Давай, – с энтузиазмом соглашается моя малоежка. – Хорошо… А какие тебе пирожки – с мясом или с картошкой? – С веймишелькой! – тут же отвечает Катька, которая не ест сыр, яйца, плохо ест мясо, рыбу… – Она, наверно, вегетарианка! – ругаюсь я. – Понимаете, люди, – взываю я к несуществующим слушателям нашей оживленной дискуссии, – вот эта девочка – вегетарианка! – Я не вегентэянка! – отчаянно защищается моя девочка. – Я – ‘усская! ‘усская! * * * Катя смотрит на меня сверху вниз: – Мам, у тебя нос такой… заборчивый! – Это от какого слова? – От слова – «забор»! * * * – Мам, а давай я буду Пеппи Глинныйчулок, а ты авьеменно (одновременно) – обезьянкой, Томми и Анника! – Уфф… А давай я буду еще лошадью? Не слышит моего вредного взрослого сарказма и радостно соглашается: – Давай, мам, давай! * * * Подходит ко мне, доверчиво протягивает мне альбом и фломастер: – Мам, а как пишется цихра «около четырех»? Катьке вот-вот исполнится четыре года. * * * С трех с половиной лет маленькая Катька стала ходить на занятия фольклором. Преподавательница – высокая, тонкая блондинка с огромными голубыми глазами, зовут Наталия Владимировна. Просто сказочная фея на вид. Через некоторое время Катька радостно сообщила мне: – Мам, с тех пор, как я узнала, что Наталию Владимировну зовут Наталией Владимировной, я стала звать ее Наталией Владимировной! За десять лет фея, сама не поющая (такое бывает, хоровики могут сами и не петь), но хорошо организующая детей, ответственная, образованная, научила Катьку петь редчайшие русские песни, а капелла, то есть без музыкального сопровождения. Десять лет Катька любила, ненавидела фольклор, уставала от него, несколько раз бросала (чаще всего – на летних каникулах, в мыслях), пробовала менять на джаз, блюзы, эстраду… Но снова и снова надевает красный, расшитый золотом сарафан и поет то, отчего русская душа начинает непонятно волноваться, накатываются слезы – почему, отчего, зачем, в песне вроде все хорошо кончается или вообще неизвестно о чем речь – сидят какие-то пташечки-макаташечки, то ли на холме, то ли на поле… Но вот эти бесконечные щемящие напевы, резкие смены тональности, поднятие по секундам – то есть на очень маленький интервал, от этого так трепещет сердце, так хочется подпеть плачущей, переливчатой мелодии… Я подпеваю, Катька иногда пытается петь со мной в два голоса, но я тут же путаюсь, сбиваюсь. Катя аккуратно замечает: – Мам, ты хорошо поешь, но вот ты начинаешь в одной тональности, а заканчиваешь – совсем в другой. Но это ничего! У тебя голос такой красивый! Ты пой, пой! Не стесняйся! * * * Собираемся в театр. Катя выясняет: – Как-как называется театр? – Молодежный. – А что такое «молодежь?» Объясняю. – А-а-а… Значит, туда молодых, таких, как ты, можно водить? * * * Маленькая Катя направляет на меня автомат: – У тебя остался один час, чтобы приготовить мне поесть! (По прошествии многих лет не могу взять в толк – вот откуда только у моей Кати, среди кукочек и мишек и всего ее девчачьего царства, появился автомат?) * * * – Мам, я ведь не продаюсь! Почему же ты говоришь, что я дорогая? * * * На столе за ужином стоит бутылка кагора. Катя неожиданно просит: – Можно мне? Я с некоторым сомнением даю ей маленькую рюмочку, в которой чайная ложка кагора: – Смотри только все не пей! Катька снисходительно улыбается: – Ты что, боишься, что я запьянею? Я же никогда не бываю пьяная!.. «Внимание!» – говорю сама себе. Дети повторяют за нами выборочно и не всегда то, что бы мы хотели. * * * Едем в переполненном троллейбусе в Серебряный Бор. (Наш внедорожник с большой симпатичной мордой еще служит другому хозяину и не знает о нашем существовании, а мы – о нем). Я держу большую сумку с пледом, водой, едой, игрушками, книжками и саму Катьку за ручку, а она смеется: – Мам, меня совсем залепёшкали! * * * Катя играет, внезапно встает, подходит к столу. Берет ручку и бумагу, «пишет», говоря вслух: – И больше мы никогда не приедем к тебе. Заглянешь в шкаф – и ничего там нет нашего. Точка! * * * Утром рассказывает мне: – Мам, я крепко-крепко спала! И только слышала, как капают твои слезинки… * * * За столом падает маленькая ложка. Катька спрашивает: – Малыш придет, да, мам? * * * Заходя в магазин, где есть детские товары, Катя неизменно предупреждала меня: – Мам, не теряйся, я – в детском! * * * Как-то днем Катя неожиданно сообщила мне: – Мам, я что-то плохо себя чувствую. Я испугалась: – Что с тобой? – Голова болит… – Господи, а еще что? – Так, что еще может болеть? – задумалась Катька. – Нога еще болит… * * * Первый раз Катя ест капусту брокколи. |