Книга Принц Полуночи, страница 80 – Лаура Кинсейл

Слишком много на дорогах грабителей.

Эс-Ти тяжело облокотился на колонну.

— Проклятие, — резко прошептал он. — Проклятие, проклятие, проклятие.

— Когда это с тобой произошло? — спросила она, не нуждаясь в объяснении, что у него болит.

— Сегодня утром. Проснувшись, я шевельнул головой, комната закружилась. Не мог поверить этому. Думал, что это пройдет. Думал, что если я выпью, смогу… взять себя под контроль. Но я забыл… Как легко забыть, как чувствуешь себя при этом! Думал, что смогу танцевать. Танцевать!

Ли молча следила за ним. Ее глаза видели его темный силуэт на фоне бледной колонны.

— Думаешь, никто не догадался? — спросил он.

— Нет.

— Пари, — пробормотал он. — Как прелестно и как вульгарно! Знаменитый Принц Полуночи стал пьяницей и растворился.

— Ты много пил? Может быть…

— Если бы так! Выпил каплю бренди. Если бы напился… может, тогда мне было бы все равно.

Она отошла на несколько футов вниз по ступеням и села на каменный парапет, окаймлявший лестницу. Широкий камень был прохладным и твердым под ее руками…

— Я не смогу ездить верхом, — сказал он с каким-то отчаянным удивлением.

— Мы найдем врача и вылечим тебя.

Легкий ветерок доносил звуки музыки. Где-то вдалеке мычал ягненок, звал мать. Тревожный фон для веселой мелодии.

— Где Немо?

— На весь день заперт в стойле. Нельзя позволить ему бродить по парку.

— Может, пойдем и возьмем его?

— Сейчас? Только если ты считаешь, что сможешь состязаться с волком в скорости в этом прелестном бальном платье. Уверяю тебя, любовь моя, что я не смогу.

Ее привыкшие к темноте глаза различали силуэты деревьев на горизонте и слабый отсвет маленького озерца в конце парка.

— Я действительно твоя любовь? — спросила она.

Слабый свет упал на него, освещая его лицо, одежду и колонну, превращая все это в подобие гравюры: свет на черном фоне, как будто он сам был одной из своих удивительных картин.

— Я прошу тебя, не смейся надо мной, — сказал он, — не сейчас, прошу тебя.

— Я не смеюсь над тобой. — Она замолчала и робко добавила: — Не хотелось ли тебе в последнее время попросить меня о какой-нибудь особой любезности? Какую-то честь, которую я могу тебе оказать?

Он отвернулся.

— Легкое затмение. Не обращай внимания.

Ее застенчивая улыбка исчезла.

— Не обращать внимания? — неуверенно спросила она.

Он стоял молча.

Слабый огонек счастья в ее сердце стал гаснуть.

— Не обращать внимания? — повторила она, судорожно сглотнув.

Он отвернулся от нее.

Воздух, казалось, с трудом входил в легкие.

— Ты забыл обо всем? — робко спросила она.

Он дернулся от нее в сторону, тень — на фоне тени.

— Я не могу, я не достоин счастья!

— Значит, я права, — холодно сказала она. — Твое представление о любви, привязанностях — это не более чем галантные слова и животная страсть. Ты взял мое сердце бесцельно. Ты вытащил меня снова к жизни просто так, для своего развлечения.

— Нет, это неправда.

— Тогда скажи мне, зачем? Зачем я должна была научиться любить тебя, чтобы быть брошенной? Скажи мне, почему я снова должна терзаться? У тебя теперь нет даже обычного оправдания, что ты вне закона. Только бессердечное равнодушие.

— Ты ведь не хочешь такого меня! Посмотри хорошенько!

— Что ты знаешь о том, чего я хочу? Ты был так занят, изображая Принца! Таинственного грабителя, знаменитого своими приключениями. — Она щелчком открыла веер и сделала ему на ступенях изысканный реверанс. — Когда снова выйдете на дорогу, месье? Как будете дальше зарабатывать славу? Или будете жить прошлым? Всегда?

— О нет… не всегда.

— Неужели? Они ведь вас скоро забудут.

— Да, они забудут. — В его тихом голосе звучали саркастические ноты.

Ли отвернулась, посмотрела на парк. Приложила пальцы к губам. Ее трясло. Далеко на горизонте, за темной массой деревьев тысяча маленьких шаров на улицах Лондона создавали на небе слабый отсвет.

— Я не забуду, — сказала она.

Его рука коснулась изгиба ее шеи, тронула напудренные локоны на затылке.

— И я не забуду. Я буду помнить тебя до конца своих дней, Солнышко.

Она повернулась к нему.

— Этого мало.

Он опустил руку.

— А чего тебе хочется? Сеньора дю Минюи? Десятидневное чудо? Теперь я посажен в клетку, заласкан, превратился в ничто! Да, они устанут от меня. Ты думаешь, я не рассчитывал на это? Что я еще могу тебе дать?

— Себя.

— Меня! Что такое я? Я изобрел сам себя. Сделал маску, изобразил себя. И все в это верят, кроме тебя.

Ли стояла молча.

— Ты сделала из меня труса, ты знаешь это? Я никогда ничего всерьез не боялся, пока меня не простили.

— Я не понимаю.

— Не понимаешь? Я думаю, ты понимала с самого начала. Ты презирала все это. Все иллюзии. Ты всегда признавала только честность, а я выдумки и обман. И когда пришло время выйти на свет, я это понял. Ли, почему ты не хотела верить в меня? Ты единственная. Единственная не хотела верить. А теперь слишком поздно.

Она стояла, сложив руки.

— Слишком поздно? Для чего?

— Посмотри на меня. — Он оттолкнулся от колонны, держась от нее на расстоянии вытянутой руки. — Дьяволы ада — посмотрите на меня! Я не могу стоять, чтобы у меня не кружилась голова. Ты же могла вернуться в…

— Нет, не могла, — закричала она. — И никогда не смогу.

— Я уйду в море. Однажды это сработало. Но что потом? Ну, снова это меня вылечит. Как долго это продлится? Где я снова проснусь клоуном?

— Это не имеет значения. Все это не имеет значения.

— Для меня имеет, — непреклонно ответил он.

Ли охватило чувство бессилия. Ей казалось, что она тонет под действием сил, с которыми ей не справиться.

— И ради этого ты меня покидаешь? Неужели ты на самом деле такой гордый?

Он смотрел мимо нее в темноту пустого парка и холодной ночи.

— Разве это гордость? — Голос его изменился. — Я хотел дать тебе лучшего себя. — Он все еще не смотрел на нее. — Мне кажется, это любовь.

В ночном воздухе плыл менуэт, звуки клавикордов переливались нежным водопадом мелодии.

— Монсеньор, ты не знаешь, что в тебе лучшее.