Книга Полуночные признания, страница 70 – Кэндис Проктор

Зак подошел к открытым стеклянным дверям.

– Утром я видел Ганса Спирса. Он, как и ты, сильно нервничает.

– Что ты имеешь в виду?

Зак повернулся к ней и увидел, каким белым, сосредоточенным стало ее лицо.

– Записку, которую я нашел в доме Чарлза Ярдли, написала не ты, а Филипп.

Какое-то время Эммануэль не мигая смотрела ему в глаза. Затем выдохнула – протяжно, сдерживая себя – и откинула волосы со лба.

– Я бы не назвала это ложью, потому что тоже спала с Чарлзом.

– Как, вы втроем вместе?

– Нет!

Он слегка улыбнулся:

– Приношу свои извинения. Я дошел до того, что поверю почти во все.

На лестнице послышались чьи-то шаги, затем детский смех. В комнату направлялся Доминик.

– Возьми шляпу и перчатки, – сказал Зак. – Мы отправляемся на прогулку.

В неловком молчании они повернули к реке и собору. Невыносимая уличная жара угнетала. На пристани, где сейчас шли работы по разгрузке, было шумно.

– Расскажи мне о Филиппе, – попросил Зак.

Она какое-то время молчала, опустив глаза и с силой сжимая в руке зонт от солнца.

– Мне было семнадцать, когда я его встретила, – наконец произнесла она сдавленным, чуть хриплым голосом. – Тогда меня в основном интересовали книги и медицина. – Она замолчала, и Зак подумал, что Эммануэль унеслась мыслями в прошлое, пытаясь вспомнить ту девушку, которой когда-то была. – Вряд ли кому-то могла понравиться такая дама. Тогда я пришла к выводу, что надо пытаться стать либо привлекательной женщиной, либо доктором. И я выбрала второе.

Зак мысленно представил ее молодую, полную рвения, очень ранимую.

– И ты не хотела, чтобы тебя желали мужчины.

Она коротко рассмеялась:

– Да, пожалуй, ты прав. – Она прищурилась, разглядывая высокие черепичные крыши домов. – А потом встретила Филиппа.

– Он был не таким, как остальные мужчины?

Она кивнула.

– Филипп сказал, что я очень красивая. – Ее губы тронула добрая печальная улыбка. – Думаю, я смогла бы полюбить его только за это. Оценил меня по достоинству. – Она бросила взгляд на Зака. – Тебе интересно?

– Да. Он восхищался твоим умом и силой духа и вместе с тем желал тебя как женщину.

– Ты прав. Я встречалась с другим человеком, но он смеялся над моим стремлением изучать медицину. А Филипп поощрял меня, он восхищался мной, я ему нравилась. Это вскружило мне голову. Он был таким красивым, чувственным и сильным. Мог побеседовать об искусстве… музыке… жизни.

– И о грехах человеческой плоти, – сухо добавил Зак.

Ее лукавая улыбка не понравилась Заку, он почувствовал прилив ревности.

– Странно, что ради любви к нему ты оставила свои мечты вернуться в Париж и стать доктором.

Ее лицо стало серьезным.

– Он был для меня всем. Я боялась, что его родители будут против нашего брака, но все устроилось.

Они пересекли улицу Святой Анны и прошли мимо бильярдного зала; сквозь открытые двери были видны игроки в черных костюмах и ярких жилетках самых разных цветов.

– Вы были счастливы? – спросил Зак, снова взглянув ей в глаза.

– Поначалу. Он ввел меня в мир, о существовании которого я и не подозревала.

– Мир чувств, – заметил Зак. – Гашиш, шелковые узы и эротические ощущения на грани удовольствия и боли.

Они уже подошли к площади Джексона, украшенной сикоморами и вязами, ветки которых медленно покачивались от ветра. Эммануэль повернулась к майору.

– Да. – Она быстро подняла голову и вызывающе улыбнулась. – Мне нравилось это. Ты удивлен?

– Нет.

Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Улыбка медленно сползла с ее губ, а на лице появилось сосредоточенное выражение.

– Потому что это не соответствует твоему характеру? – внезапно спросила она, глядя ему прямо в глаза. – Эта необузданность, стремление отбросить условности и переступить за грань разрешенного.

Зак не стал этого отрицать. После того, что между ними было, она знала его достаточно хорошо.

– Так что случилось с Филиппом?

Они повернули за угол и двинулись вдоль чуть покрытой ржавчиной железной ограды, которая окаймляла площадь.

– Все изменил Доминик. – Она бросила на Зака быстрый косой взгляд. – Не пойми меня неправильно. Филипп был очень рад, что станет отцом. Но он… – Она пожала плечами. – Он потерял ко мне всякий интерес как к своей жене. Поначалу я думала, что он боится повредить ребенку, которого я ношу, и считает мое округлившееся тело непривлекательным. – Погрузившись в воспоминания, она какое-то время молчала. – Филипп любил стройных женщин.

Таких, как Клер Ла Туш, подумал Зак, молодых, с маленькой грудью и узкими бедрами. Рождение ребенка меняет фигуру.

– Я думала, что после рождения Доминика, – продолжала Эммануэль, – все возобновится.

– Но этого не произошло?

Она отрицательно покачала головой и пристально посмотрела на возвышающиеся над пристанью мачты.

– Филипп все больше времени проводил вне дома. Поскольку он учился в медицинской школе и работал с моим отцом и Генри в больнице, поначалу я не обращала на это особого внимания. Уже тогда у него была своя комната, «гарсоньер». Он стал ночевать там, когда я еще носила Доминика. Говорил, что не хочет беспокоить мой сон.

Она помолчала. На улице было почти безлюдно – люди спасались в домах от дневной жары.

Лишь шум ветра да крик чаек, кружащихся в вышине, нарушали тишину.

– Однажды ночью я решила пойти к нему. – Она чуть покраснела, словно было что-то постыдное в том, что молодая жена желает своего блудного мужа. – В тот вечер он встречался со студентом из медицинской школы, но я думала, что он уже ушел, поскольку было поздно.

– И что же?

– Я нашла их. Вместе. – Она нервно и зло сжала ручку зонта и повернула ее в руках. – Потом Филипп объяснил мне, что он всегда больше интересовался мужчинами, чем женщинами, и сказал, что никогда бы не женился, но он единственный сын у отца и ему нужен наследник. Филипп надеялся, что женитьба «вылечит» его, но увы… – Она с горькой улыбкой посмотрела куда-то вдаль, на глазах засверкали слезы. – Я почувствовала себя так, словно меня предали. Думаю, больше всего меня задело то, что он воспользовался моей доверчивостью. Филиппу следовало рассказать мне все заранее, чтобы я знала, за какого человека выхожу замуж. Помню, в ту ночь я сказала ему, что никогда больше не буду счастлива. – Если бы эти слова произнесла другая женщина, они прозвучали бы как в театральной мелодраме. Но в Эммануэль не было ничего наигранного. – Это очень трудно, – негромко произнесла она, – разочаровываться в человеке, которого любишь.